Третий знак киберкалипсиса - [28]

Он закрыл книгу и положил ее на землю. Затем встал и пошел в пещеру. Взял лук и стрелы, нож, потом вдруг рассмеялся и убрал все обратно. Иногда на него нападало такое вот беспричинное беспокойство, это все, оттого что он давно уже понял одно: в любую минуту может случиться то, что изменит всю твою жизнь, как это произошло в тот самый день, двадцать лет назад. И не стоит сопротивляться, надо просто продолжать выживать.

Главное, у него есть Волк, значит, он не один, выживать одному намного труднее.

Только вот беспокойство не проходило. Тихий вечер перешел в тревожную ночь. Да еще и ветер поднялся, прилетел откуда-то с холмов, из-за леса, с того берега озера.

Книгу он с собой не возьмет. Он вообще с собой почти ничего не возьмет, если придется сматываться. Хотя жалко, пер все это из города на себе, все эти смешные штуковины, которым нет больше предназначения, они лишь будят память. Ненужная машина времени. Лук, стрелы, нож, силки, рыболовные снасти - когда еще удастся поживиться в городе чем-то полезным? И одежда, надо бы все равно собрать мешок, пусть стоит наготове - ты слышишь, Волк?

Волк не отвечает, он все так же лежит у костра и тихонько порыкивает, но уже во сне.

Наверное, вспоминает, как упустил рыбу.

Или как еще совсем недавно охотился на уток.

Или что-то другое, но также бередящее его собачью душу. Хныщ давно убедился в том, что у Волка тоже есть душа.

Звезды перестали падать, костер догорел. Внезапно откуда-то из темноты донеслось мрачное совиное уханье, Хныщу опять стало не по себе, наверное, так и должен чувствовать себя пришелец в чужом, незнаком мире.

- Пойдем спать, Волк! - громко проговорил он.

Сонная собака встает и послушно тащится на его зов.

12.

Барабанщиков было шестеро, и они уже надели маски. Тимус удобно устроился в тени большой поленницы рядом с жилищем, отсюда все хорошо просматривалось, а вот его могли заметить, лишь подойдя вплотную.

Карнавальный костер еще не горел. Старшая Мать зажжет его в тот момент, когда последний солнечный луч убывающего дня коснется темной линии горизонта и исчезнет в накрывающей холмы тьме.

Тьма.

И свет.

Маски тьмы - страшные рожи, порождение ночных снов. Демоны зла, призраки пьяного леса. Вислоухие монстры с выбеленными губами. Большие желтоватые клыки в уголках изуродованных ртов. Три паука, соткавшие мрачную паутину. Божества подземелий, выбравшиеся наружу. Многорукие убийцы, явившиеся с той стороны.

Одетые в свет - словно цветы на полянах ушедшего лета. Белые и желтые лепестки. А еще - блики солнца на речном перекате, тройная радуга после дождя. Может, волхвы, может, просто посланники неба, прибывшие на защиту холмов…

Когда костер запылает, то он станет выше человеческого роста. Барабанщики тьмы начинают почти неслышно, вначале тот монстр, что справа, легонечко бьет в барабан.

Большие барабаны делают из высушенных и ошкуренных стволов. Тимус не знает, как называются эти деревья. Но точно не сосна и не береза. Он слышал, что под корой дерево должно быть белым, тогда барабан получается с душой. Ее нельзя увидеть, но можно услышать, чем белее дерево, тем добрее душа, пусть хозяин и скрывается сейчас под маской тьмы.

Дум-дум-дам! - говорит барабан первого монстра.

Думи-думи-дам, думи-думи-дам! - нагло и нахраписто подхватывает второй.

Тьма оскаливает зубы. Будто гроза, когда все небо утыкано молниями.

Думи-думи-дам, думи-думи-дам!

Молнии множатся, сполох за сполохом, только вот нет дождя. Этой осенью дожди будто отменили. Так и говорила совсем недавно Старшая Мать:

- Их отменили, чтобы мы подсохли к зиме!

Добрая душа барабана обтянута козьей кожей. Козы живут в специальном загоне, за одним из дальних холмов. Когда кто-то сильно болеет, то ему дают козье молоко. Оно чуть солоновато на вкус да еще с резким запахом.

Тьма уже подступает с холмов, совсем поглотила солнце, света больше не будет, отныне и навсегда, повторяйте за мной, требует Старшая Мать, дум-дум-дам, думи-думи-дам, думи-думи-дам, дум-дум-дам, думи-думи-дам, думи-думи-дам - вы видите тьму?

Тимусу хочется превратиться в ящерку и юркнуть в сухую, но все еще такую густую траву, чтобы никто не нашел, не увидел, убежать поскорее от наступающей тьмы.

- Тьма! - говорит Старшая Мать.

И вступает третий барабанщик мрака. Ду-дум-дум-дам, ду-дум-дум-дам!

Хищный зверь вот-вот выйдет на поляну из леса, он давно миновал холмы, ду-дум-дум-дам, ду-дум-дум-дам, глаза его полны странным огнем.

- Тьма! - говорит Старшая Мать. - К нам идет тьма!

Старшая Мать выходит к самому центру поляны, вот-вот она подожжет костер, но почему-то медлит. Солнце, вспыхнув последний раз, падает в темень за горизонтом. На Старшей шкура могучего лося, тело лоснится - намазано чем-то. Тимус пытается сжаться в комочек, свернуться в клубочек, стать ящеркой, только глаза его, полные ужаса, смотрят туда, где барабанщики мрака вновь отбивают ритм ночного кошмара.

Дум-дум-дам!

Думи-думи-дам, думи-думи-дам! Ду-дум-дум-дам, ду-дум-дум-дам!

Старшая Мать властно взмахивает правой рукой, и вдруг наступает тишина.

- Наш мир подобен огромной вогнутой чаше! - почти пропевает она.

Все молчат, тьма становится все гуще и гуще.