Третий Шанс - [66]

Всю первую посадку с ней Коля провёл не просто зажмурившись, а обхватив голову руками. Он тогда еле-еле, держась за стенки, добрёл до своей каюты и рухнул на кровать. А через мгновение в каюту с визгом ворвалась Элли.

Самое интересное, что к кому ещё захаживала Элли, Колю совершенно не волновало. Вообще, совсем. Осознав, Коля удивился, но себе возражать не стал. Так-то поспокойнее, а то ещё тут страстей не хватало. Лишь несколько месяцев спустя узнал, что больше ни к кому.

– Элли, ты хочешь на Землю?

– Там те люди. А так хочу. Когда закончится – хочу.

Ох, что ж у них за язык-то!

– Что делать будешь?

– Что всегда. Только круче. У тебя есть знакомые военные?

Коля замялся… Непонятно было, как по-аборигенски сказать «типа того», аборигенский же почти бинарный, «да» или «нет».

– Может быть.

– Скажешь им? Они меня возьмут?

– Скажу. Не знаю. Элли… А ты нормально говорить можешь?

Элли, которая сидела, прижавшись к Коле, положив голову ему на плечо, вдруг выпрямилась и посмотрела на него, как будто первый раз увидела.

– Ник?.. А ты сам…

– Неродной язык, – быстро пояснил он.

Элли понимающе кивнула.

– Да, я умею говорить по-другому. Да, сэр, – она легко улыбнулась. – У нас принято было изъясняться не так, как здесь. Но так, как на «Джульетте», на Земле говорят многие. И я здесь привыкла. Было бы перед кем… – она вздохнула.

– Элли, – осторожно проговорил Коля, – а ты можешь со мной?..

– Зачем?

* * *

– Будто на скрипке играете, – Фёдор Пекинович залюбовался, как Маргарита Нарциссовна отрезает бочок печёного яблочка.

– Ох и мастер вы, Фёдор Пекинович, дамам приятствовать! – Матвей Юрьевич дружески похлопал повара по плечу.

– Милый Матвей Юрьевич, извольте не ёрничать, – почти без улыбки, с привычной ровной интонацией произнесла Дворянцева. – Благодарю вас, любезный Фёдор Пекинович. Комплимент засчитан. Однако, осмелюсь напомнить, я замужем.

Пекинович засмущался, покраснел и, прихрамывая, поковылял к дому.

– Иннокентий Аристархович, пойдёмте чай пить! – окликнула Дворянцева профессора.

А тот стоял у реки, сунув руки в карманы, и смотрел, смотрел.

Год прошёл. Даже больше. В апреле прошлого года в доме появился Коля Афанасьев, а сейчас уже август этого. Дом отстроили заново, теперь всё, как было. И в нём вновь затеплилась жизнь. Затеплилась – хотя уже не кипела как раньше, бурная, драматичная, радостная. Но Иннокентий Аристархович бывал здесь часто, даже чаще, чем прежде: работал, приезжал просто так, принимал гостей. Только две комнаты всегда оставались незанятыми – Петьки Шереметьева и Коли с Миленой. Коля-то, может, вернётся ещё. Хотя, каково ему здесь будет…

– Вспомнил? – послышался сзади голос Матвея Юрьевича.

– Вспомнил, – профессор грустно кивнул и вернулся к гостям. – А родители Миленочки так и не простили мне, что я не дал её похоронить как полагается.

– Ну, так и я бы на их месте не простил! Единственная дочь всё же. Совесть мучает? И поделом.

Прах Милены вместе с прахом того, неполного, Коли, который погиб во взорвавшемся пинге, развеяли здесь же, над рекой. Родители Милены возражали, но Иннокентий Аристархович не просто настоял, а распорядился. Сказал «так надо», а зачем, никто и не понял. Ну, да уж теперь-то чего…

К столу приковылял Ник. Побродил вокруг, принюхиваясь, и стал тыкаться мокрым носом в колено Матвея Юрьевича. Знал, что от дамы не добьёшься ничего, кроме брезгливого, хотя и дружелюбного, отнекивания, а от хозяина – потрёпывания за ухом да привычного уже: «Никуш, тебе это нехорошо». Вот мужчина этот седенький, который тут часто бывает, – другое дело! Всё время что-нибудь подкидывает. А когда хозяин отвернётся, может и пирожок какой дать или ещё сладкое что.

– Коля обещал научить его пить водку и курить, – с улыбкой, но грустно проговорил хозяин, почёсывая пса за ухом.

– По вашей беседе, – вставила слово Маргарита Нарциссовна, – похоже, запал вам в душу молодой человек.

– Ой! – Иннокентий Аристархович как будто отмахнулся от чего-то навязчивого. – Шуму-то с ним было! Хотя… да, запал. Конечно, запал. Было… Есть в нём что-то, только пока не могу понять – что именно. Миленочка вот вроде как поняла…

– Неведомая мне женская интуиция, – констатировала председатель Центробанка.

«Пока ещё председатель», – одновременно подумали мужчины, а Маргарита Нарциссовна как будто прочитала мысли.

– Как вам на пенсии, милейший Матвей Юрьевич? Уже пару дней?

– Не поверите, милая Маргарита Нарциссовна, дел невпроворот!

– Отчего ж. Поверю охотно. Хотя и не имею представления о ваших делах, однако бездеятельным вас представить никакого воображения не хватит.

– За больное задели, – вдруг серьёзно, но без обиды в голосе, проговорил бывший Вице-президент. – Мне всегда казалось, что я делаю. Важное, полезное, нужное для близких и для страны. А вот сейчас оглядываюсь – по-настоящему делал, только когда служил. А потом только давал советы. С кем-то встречался, думал, придумывал, решал… И всё говорил-говорил… А меня слушали. Видать, умные вещи излагал. Полезные. А когда опять пришла пора делать, не распознал эту пору. Продолжал разглагольствовать. Думал, Президент меня слушает, министры… А они давно уже кто сам себе на уме, а кто и к другим уже ухо повернул. Когда Президент предложил мне «вице» стать, знал ведь, к чему всё идёт. Ежу понятно было, что он меня выдвигает, чтобы только дали ему этот пост ввести. А ведь не предпринял ничего, наоборот, думал, на этом посту смогу большего добиться за время, которое отведено. И ведь понимал же – сколько этого времени ни отведи, эта партия уже проиграна.