Третий Шанс - [64]

От адвоката Петрова отказалась, но сообщила, что своим общественным защитником хотела бы видеть священника Стеньку. Самого Стеньки во время этих событий в Тимофеевке не было, однако он уже вылетел в село, и вскорости ожидалось его прибытие.

– По фактуре всё просто, – докладывал Фотон, – ночью проснулась, взяла топор и убила мужа тремя ударами по затылку, пока он спал. Сделать это хотела давно, обдумывала примерно неделю, хотя именно на эту ночь убийство и не планировала. Потом сразу же пошла к соседям и рассказала о содеянном. Теперь о сопротивлении сотрудникам полиции. Мужчина, напавший на полицейских, – бывший полковник спецназа Кирилл Ксиаобович Рахманов. Прибыл в Тимофеевку двадцать три дня назад, по словам соседей, «чтобы Стеньку вашего послушать да пособить, если что». Полицейских он ослепил армейским стробоскопом. Оружия, как утверждает, с собой нет. Вот что интересно. Почти сразу же после появления в Тимофеевке Рахманов начал обучение местных мужиков ближнему бою, пока что без оружия. Видели, как те двое полицейского в «Ратнике» валуном с ног сбили? Рахманов их этому научил. Насколько я понимаю, заранее они действия по сопротивлению наряду полиции не отрабатывали, однако базовые навыки Рахманов у мужиков уже начал формировать. Плюс идеологическая обработка на тему «мы должны уметь защищаться от неверных». Пока всё. Сообщу, когда появится новая информация.

– Принято, – коротко ответил Сканер. – Конец связи.

Сканер продолжил наблюдение за происходящим одновременно в разных местах в Тимофеевке.

– Фотон Кельту.

– На связи.

– Видишь журналистку в красном платье? Можешь её номерок раздобыть?

Матвей Юрьевич вошёл в президентский кабинет и быстрым шагом приблизился к столу, из-за которого уже поднялся, выдвигаясь ему навстречу, Анатолий Вольфович Шацкий.

– Господин Президент! – Калинкин по привычке едва заметно щёлкнул каблуками и коротко поклонился.

Шацкий подошёл к нему, пожал руку и похлопал по плечу.

– Всё вы как-то с формальностями, Матвей Юрьевич! Ну-ка присаживайтесь, – и указал своему «вице» на место у стола переговоров.

Калинкин занял предложенное кресло, и Шацкий уселся напротив, закинув ногу на ногу и тут же энергично переменив позу, а потом ещё раз переменив.

«Он все такой же, – подумал Матвей Юрьевич, – даже внешне. Сколько я его помню? Лет двадцать? Невысокий, пухленький, постоянно лысеющий, но так и не полысевший… И всегда, если смотреть со стороны, как будто суетливый. Человек умный, проницательный, однако ж не во всем последовательный. В жизни, как и в движениях: вот вроде бы просто сидит в кресле, а сам всё время меняет позу, всё время занят чем-то. Может, потому и сохранил президентский пост на второй срок, хотя выдающегося ничего не сделал, да и не сделает». Тут Калинкину вспомнилась фраза из Достоевского: «Он был несколько трусоват или, лучше сказать, в высшей степени консервативен».

– Ну, рассказывайте! – Шацкий нетерпеливо подался вперед.

– Хотел поделиться с вами своими опасениями. И, если это возможно, спросить.

– Спрашивайте! – Шацкий сделал быстрый взмах рукой в воздухе. – Что угодно!

И как он, такой, президентом стал?

– Почему вы отдали приказ не направлять подкрепление полицейским в Тимофеевке?

– Потому что это могло вызвать гражданский конфликт. А так обошлись небольшим инцидентом. Суд, как вы знаете, вынес решение о возбуждении уголовного дела и при этом решил оставить подозреваемую на свободе до суда, так что конфликт исчерпан. А так побоище бы там устроили!

Матвей Юрьевич откинулся на спинку кресла. Интересно получается. Суд вынес решение в течение часа, да ещё, как утверждает Дмитрий Смирнов, с грубейшим нарушением процедуры. И нашёлся кто-то, кто сначала привлёк внимание Президента к мелкому, в его-то масштабах, делу, а потом ещё и убедил отозвать наряд полиции…

– Господин Президент, а суду вы лично указание давали так быстро дело рассмотреть?

– Да ну вас, Матвей Юрьевич! У нас же разделение властей! Вы же не думаете, что я судье позвонил?

Матвей Юрьевич беспомощно развёл руками, мол, совсем ничегошеньки не понимаю.

– Ну-у, – Шацкий тоже откинулся в кресле и сложил руки на груди, а потом подпёр левой рукой подбородок.

– Вам кто-то подсказал, что, если не вмешиваться, конфликт решится мирно и правосудие не пострадает? – помог ему Калинкин. – А если прибудет полицейское подкрепление для силовой операции, то начнется бойня?

Шацкий молчал.

– Кто же это мог быть?.. Пожалуйста, Анатолий Вольфович, скажите, – Калинкин уже не помнил, когда называл Президента по имени-отчеству, и сейчас сделал это отнюдь не машинально, просто разговор уж такой пошёл. – Вы же понимаете, я всё равно узнаю. Может быть, ещё не поздно всё это остановить? Анатолий Вольфович, вы же видите, что затевается! Неповиновение полиции, которое прикрывает Президент, незаконное судебное решение – неужели вы думаете, что это исключения, о которых завтра забудут? Это был Ходырев? Нет… Генерал Федоренко! К вам приходил генерал Федоренко, так?

Президент вздрогнул.

– Да, – Шацкий вдруг перестал суетиться, а голос его сделался спокойным и серьёзным. – Когда это случилось, Василий Никифорович пришёл ко мне и попросил вмешаться и отозвать наряд. Сказал, так будет лучше, всё уладится. И я поверил. И, как видите, не зря. Наверное, мне стоит удивиться, что мой вице-президент ко мне не пришёл. Человек, уже семь лет отвечающий за внутреннюю политику в стране. Некоторым кажется, что это при