Третий секрет - [13]

— Климент неплохой человек, — сказал он.

— Он глупец, — тихо сказала она. — Кардиналы посадили его на престол и ждут до тех пор, пока кто-нибудь из них сам не получит достаточной поддержки.

— Кто ты такая, чтобы судить об том?

— Я не права?

Он отвернулся, пытаясь успокоиться, и стал внимательно рассматривать торговцев сувенирами, стоявших по периметру площади. Она была по-прежнему упряма, и ее манера речи осталась такой же язвительной. Ей было под сорок, но с возрастом она не стала менее эмоциональной. Ему никогда не нравилось в ней это, но именно этой ее черты ему иногда не хватало. В его мире искренность была не в ходу. Его окружали люди, убежденно высказывающие то, во что сами не верили. А иногда очень нужно от кого-то услышать правду. Когда тебе говорят то, что думают, ты, по крайней мере, начинаешь чувствовать твердую почву под ногами. А не бескрайние зыбучие пески, к которым тоже привыкаешь.

— Климент — хороший человек, но перед ним стоит почти невыполнимая задача, — сказал он.

— Если бы мать-церковь проявила хоть немного гибкости, все было бы значительно проще. Трудно управлять миллиардом людей, каждый из которых обязан верить, что Папа — единственный на земле человек, не способный ошибаться.

Ему не хотелось спорить с ней о догматах веры, особенно стоя посреди площади Святого Петра под колоннадой. Мимо них прошагали два швейцарских гвардейца в украшенных плюмажами шлемах, высоко держа алебарды. Он видел, как они чинно приблизились к главному входу в базилику. Шесть тяжелых колоколов под куполом пока молчали, но он понимал, что уже недалек день, когда они начнут звонить по Клименту. Поэтому резкий тон Катерины особенно неприятно поразил его. Не надо было приходить на заседание трибунала, и не надо было разговаривать с ней сейчас. Мишнер понял, что нужно сделать.

— Рад был увидеть тебя, Кейт.

И собирался уже уйти.

— Негодяй.

Она сказала это так, чтобы он услышал.

Он повернулся, пытаясь понять, не шутит ли она. Черты ее лица исказила злость. Подойдя вплотную к ней, он тихо сказал:

— Мы не виделись много лет, и теперь выходит, что единственная тема для разговора — это несовершенство церкви. Если ты так ее презираешь, зачем ты о ней пишешь? Лучше напиши роман, как ты всегда хотела. Я думал, я надеялся, что, может быть, ты стала терпимее. Но этого не случилось.

— Я очень рада, что ты об этом думал. Когда мы расставались, тебе было совершенно наплевать на меня.

— Может, не будем начинать все сначала?

— Нет, Колин. Незачем.

Она сделала шаг назад.

— Абсолютно незачем. Как ты сказал, рада была увидеть тебя.

В ее словах ему послышалась обида, но она ничем не выдала своей слабости.

Он вновь непроизвольно взглянул в сторону дворца. Многие на площади продолжали выкрикивать приветствия и махали руками Папе. Климент отвечал им. Телеоператоры снимали.

— Колин, все дело в нем, — сказала Катерина. — Это он не дает тебе жить. Ты просто не понимаешь этого. И не успел он ответить, как она ушла.

Глава VI

Ватикан

8 ноября, среда

15.00

Валендреа надел наушники, нажал на кнопку на старом бобинном магнитофоне и начал слушать запись разговора Колина Мишнера с Климентом. Подслушивающие устройства, установленные в резиденции Папы, опять сработали безупречно. Во дворце их было много. Он отдал негласное распоряжение об их установке сразу после избрания Климента. Это было нетрудно, ведь он как государственный секретарь отвечал за безопасность Ватикана.

Климент оказался прав. Валендреа действительно хотел, чтобы его правление продлилось подольше, тогда он успел бы обеспечить себе недостающие голоса во время конклава. Сейчас в священной коллегии было сто шестьдесят человек, из них только сорок семь были старше восьмидесяти и не могли голосовать, если бы конклав состоялся в ближайший месяц. Он мог твердо рассчитывать на сорок пять голосов. Для начала неплохо, но до избрания далеко. В прошлый раз он забыл старинное правило: если входишь в конклав Папой, выйдешь кардиналом. На этот раз он не будет полагаться на удачу. Подслушивающие устройства составляли лишь часть его стратегии, призванной добиться того, чтобы итальянские кардиналы не отвернулись от своего соотечественника.

Поразительно, из каких неблаговидных поступков состояла повседневная жизнь князей церкви! Им был не чужд грех, и их душам нужно было очищение, как и душам всех остальных смертных. Но Валендреа знал, что иногда грешников приходится вынуждать к покаянию.

«Нет ничего зазорного, что ты думаешь о ней. Это часть твоего прошлого. Которую нельзя забывать».

Валендреа снял наушники и искоса посмотрел на сидящего рядом с ним священника. Отец Паоло Амбрози был его правой рукой уже больше десяти лет. Невысокий худощавый человек с тонкими седыми волосами. Его крючковатый нос и резкий контур лица делали его похожим на ястреба. Это сравнение подходило и к личности священника. Он редко улыбался, а смеялся еще реже. От него всегда веяло угрюмостью, но это не смущало Валендреа. Священник был целеустремлен и амбициозен, а государственный секретарь высоко ценил оба эти качества.

— Забавно, Паоло, что они говорят по-немецки, как будто, кроме них, никто не может понять этот язык.