Третий рейх. Дни войны. 1939-1945 - [5]

Тем временем пропагандистская машина Геббельса изо всех сил старалась убедить немцев в том, что вторжение в Польшу было неизбежно в свете угрозы геноцида в отношении фольксдойче, проживавших в этой стране. Установившийся в Польше националистический военный режим действительно допускал дискриминацию немецкого этнического меньшинства в годы между двумя войнами. Уже в ходе немецкого вторжения в сентябре 1939 г., опасаясь саботажа с своем тылу, польские власти арестовали 10—15 тысяч фольксдойче и перебросили их в восточную часть страны. Многие немцы погибли тогда от истощения и зверств поляков. Известны и случаи физического нападения на фольксдойче, большинство из которых открыто говорили о своем желании вернуться в рейх еще в первые годы после того, как они не по своей воле после Первой мировой войны оказались на польской территории. В общей сложности примерно 2000 фольксдойче были убиты в массовых перестрелках или умерли от истощения во время депортаций. Около 300 фольксдойче были зверски убиты в Бромберге (Быдгоще), где они организовали вооруженное нападение на гарнизон города, уверовав в то, что война уже фактически завершилась победой. Эти и другие события цинично эксплуатировались министерством пропаганды Геббельса для обеспечения поддержки идеи вторжения среди населения Германии. И Геббельсу удалось убедить немцев в необходимости «ответных мер». Мелита Машман, молодая активистка Союза немецких девушек (женское крыло Гитлерюгенда) была убеждена, что война была нравственно оправданна не только в свете несправедливостей Версаля, подарившего немецкоязычные области новому польскому государству, но и сообщениями в печати и кадрами кинохроники об актах насилия поляков против немецкого меньшинства. Не менее 60 000 этнических немцев, по ее словам, были жестоко убиты поляками в «Кровавое воскресенье» в Бромберге (Bromberger Blutsonntag). Как могла Германия быть виновата в том, что действовала, исходя из стремления положить конец злодеяниям? Геббельс первоначально оценил общее количество убитых этнических немцев в 5800 человек. Только в феврале 1940 г., вероятно, получив на то личные указания Гитлера, эту цифру произвольно увеличили до 58 000. И эти цифры не только убедили большинство немцев в том, что вторжение было оправданно, но и подогрели ненависть фольксдойче к их прежним угнетателям. Согласно приказам Гитлера эту ненависть оперативно использовали в ходе Польской кампании, по жестокости этнических «чисток» далеко превзошедшей и аншлюс Австрии, и оккупацию Судетской области Чехословакии в 1938 г.

II

Вторжение в Польшу стало третьей по счету успешной аннексией Третьим рейхом территории иностранного государства. В 1938 г. Германия присоединила к себе суверенную Австрийскую республику. Позже в том же году ее войска, не встречая сопротивления, вторглись в немецкоязычные приграничные районы Чехословакии. Эти шаги были санкционированы международными соглашениями и в целом приветствовались населением и Австрии, и Судетской области. Их нетрудно было подать как справедливые меры по пересмотру Версальского договора, закрепившего национальное самоопределение в качестве общего принципа, но демонстративно отказавшего в праве на него немцам, проживавшим в регионах Центральной и Восточной Европы. Однако в марте 1939 г. Гитлер столь же демонстративно нарушил международные соглашения предыдущего года, введя войска в суверенную Чехословакию, расчленив ее и создав на территории Чехии некое зависимое от Германии государственное образование под названием «Имперский протекторат Богемия и Моравия». Впервые Третий рейх отхватил значительный кусок территории Центральной Европы, население которого в основном было не немецким. Фактически это стало первым шагом к выполнению годами вынашиваемой нацистами программы завоевания «жизненного пространства» (Lebensraum) для немцев в Центральной и Восточной Европе, где славян предполагалось низвести до статуса рабочего скота, рабов, гнувших спину для прокорма их немецких хозяев. В новом имперском протекторате чехи рассматривались как граждане второго сорта, и те, кого направили в Германию на фабрики и заводы, подвергались весьма жесткому полицейскому контролю, куда более строгому, чем немцы.

В то же время чехам, наряду с недавно ставшими (номинально) независимыми словаками, разрешили создать собственную гражданскую администрацию, суды и другие учреждения. Часть немцев все-таки считалась с чехами, уважая их национальные традиции и культуру, а чешская экономика, бесспорно, относилась к числу высокоразвитых. Что же касалось представлений немцев о Польше и поляках, они были куда негативнее. Независимая Польша в XVIII в. была поделена между Австрией, Пруссией и Россией, а в статусе суверенного государства появилась лишь в конце Первой мировой войны. На протяжении 200 лет немецкие националисты придерживались мнения, что поляки по причине своей ментальности просто неспособны к самоуправлению. «Польская путаница» стала притчей во языцех, став эталоном расхлябанности, лени и дезорганизации, и в школьных учебниках Польша обычно изображалась как экономически отсталый регион, увязший в трясине католического суеверия. Вторжение в Польшу на самом деле не могло быть вызвано проблемами немецкоязычного меньшинства, кстати, составлявшего там всего 3% населения — в отличие от ввода войск в Чехословацкую республику, где этнические немцы составили почти четверть жителей. Вскормленные насаждаемой с незапамятных времен идеей, немцы были убеждены, что, дескать, взяли на себя бремя «воспитательной миссии» в Польше: так продолжалось на протяжении многих столетий, и вот пришло время снова вернуться к этому.