Третий полюс - [16]

Снова заняты все лагеря до Северного седла (6985 м), и 1 июня даже установили лагерь 5 (7710 м), но этого еще было недостаточно для окончательного штурма. Нортону удалось добиться, чтобы три «тигра» (лучшие высотные носильщики) дали согласие подняться еще на один этап ― хотя бы с грузом в 9 кг. Открывающаяся на север ниша в скалах представляла относительно удобное место для лагеря. Шерпы очистили этот участок и сложили подпорную стенку. На протяжении всего северо-северо-западного ребра нет ровной площадки, на которой можно было без подобного «строительства» установить палатку 2 м длины. Затем носильщики спустились на Северное седло, Нортон и Сомервелл остались одни.

Лагерь 6 (1924 г.) находился на высоте 8145 м. Это, безусловно, самый высокий лагерь, в котором когда-либо ночевали люди. Большинство физиологов до этого считали невозможной ночевку на такой высоте. Тем более примечательно, что в дневнике Нортона имеется заметка: «Лучшая ночь после лагеря 1».

4 июня 1924 г. Нортон и Сомервелл вышли в 6 часов 40 минут. Было солнечно и почти безветренно ― идеальный день, какой весьма редко встречается в верхних зонах Эвереста. После часового подъема они вышли к «желтым плитам». Этот желтоватый известняковый песчаник и сланцы, тянущиеся поперек северного склона массива, образуют длинные полки и уступы, по которым легко идти, пока они не покрыты снегом. Тем не менее, альпинисты из-за недостатка кислорода продвигались очень медленно: они шли без высотных дыхательных аппаратов. После каждых нескольких шагов им приходи лось останавливаться на отдых, кроме того, Сомервелл мучился «высотным кашлем».

У верхнего края «желтых плит» они к середине дня приблизились к большому кулуару, отделяющему северовосточный гребень от вершинной пирамиды. Сомервелл остался здесь: сильная боль в горле заставила его сдаться. Но все же, борясь с удушьем, он сумел здесь, на высоте 8540 м, сделать ставший впоследствии известным снимок вершины Эвереста. Отважный Нортон еще не признал себя побежденным и в одиночку продолжал штурм. Но за один час он смог преодолеть только 270 м по горизонтали и 30 м по вертикали. Убедительный пример тому, как невероятно медленно продвигается на такой высоте даже хорошо тренированный и акклиматизировавшийся альпинист.

Подъем вблизи большого кулуара становился все труднее. Дело в том, что над песчаными сланцами залегает темно-серый кремнистый известняк, образующий заметную крутую ступень, тянущуюся от первого и второго взлета северо-восточного гребня через весь северный склон Эвереста. Чтобы выйти к большому кулуару, Нортону пришлось обойти два контрфорса. Здесь были только узкие, покрытые пушистым снегом полки и черепицеобразные плиты. Дважды ему пришлось вернуться, чтобы найти другую, более удобную полку. Большой кулуар был заполнен глубоким пушистым снегом, в котором он проваливался по колени, а местами по пояс. Для идущего без страховки одиночки пересечение кулуара было рискованно, но он все же перешел на другую сторону. Там стало еще хуже. Выступов никаких не было, и в случае срыва нельзя было удержаться. Нервное напряжение сказывалось во все увеличивающейся усталости, и в связи с кислородным голоданием появились признаки нарушения зрения.

В 13 часов одинокому борцу стало ясно, что от вершины его отделяют еще 300 м по высоте и, если продолжать движение, его, безусловно, настигнет ночь. Только 300 м, высота Эйфелевой башни, ― это очень мало, но здесь, наверху, 300 м означают многие часы напряженной работы. Нет, у него не было другого выбора ― если он не хотел идти на верную смерть, нужно было поворачивать назад.

Место, достигнутое 4 июня 1924 г. Эдвардом Феликсом Нортоном на западной стороне большого кулуара, было наибольшей высотой, на которую до сих пор поднимались альпинисты, к тому же без кислородного аппарата. Позже теодолитным измерением было установлено, что высота этого места равна 8572 м. Это был мировой рекорд высоты и действительно грандиозное достижение. Только в 1953 г. эта высота была превзойдена, но восходители пользовались кислородными аппаратами. Спуск прошел нормально, но случилось небольшое происшествие: окоченевшие руки Сомервелла не удержали ледоруб, и он со звоном скатился вниз по склону, а Сомервеллу пришлось довольствоваться палкой от палатки лагеря 6. Вечером они благополучно пришли в лагерь 4 на Северное седло, где их ожидали Оделл и Эрвайн.

Мэллори тоже был здесь. Он хотел использовать хорошую погоду и немедленно с кислородом выйти на новый штурм. Своим спутником он избрал не первоклассного альпиниста, находившегося в отличной форме, Н. Э. Оделла, а взял молодого Эндрью Эрвайна, который хотя и располагал силой и технической сноровкой, но был в альпинизме новичком. У Нортона по этому поводу возникли серьезные сомнения, но, к сожалению, он не воспользовался правом руководителя экспедиции, чтобы изменить решение Мэллори в последний момент. Таким образом и возникла таинственная трагедия Мэллори ― Эрвайн, которой было суждено стать всемирно известной.

6 июня Мэллори и Эрвайн вышли с восемью носильщиками в лагерь 5 (7710 м), откуда отослали обратно четырех шерпов. 7 июня они заняли лагерь 6 (8145 м) I отправили оставшихся четырех «тигров» тоже вниз. В тот же день Оделл без какого-либо труда поднялся в лагерь 5 и заночевал там. 8. июня Мэллори и Эрвайн вышли из лагеря 6 на штурм, причем не по «желтым полкам» ― пути Нортона, а по северо-восточному гребню.