Тут я тоже как-то засомневалась — есть ли у бобров карманы, где можно меня заныкать. Списала все на стресс и потерю хорошо воспитанной жены. В итоге, бобры им ничего не сказали и были оставлены в покое.
Мужчины ныряли и ныряли до темноты практически без перерыва. Я так понимаю, среди наших ныряльщиков цены бы им не было. Сразу пошли бы на рекорд. Они вылазили, отогревались около костра и ныряли опять.
За это время их состояние увеличилось на три кинжала, один световой меч, один деревянный, поломанную лошадку и безразмерные женские панталоны.
Интересно, им никто не подсказал, что если я утонула, то завтра всплыву? Тут всплыла до этого погибшая совесть и загрызла меня насмерть, требуя прекратить издеваться на человеческим горем. Я поправила, что двумя. Совесть рыкнула, что это не имеет значения, и пора восстать из мертвых и сделать людям приятное. На что я резонно напомнила, как всю неделю делали приятное мне. После чего совесть заткнулась и пошла изобретать другие доводы.
А эти упорные все искали. Выбегали на берег, что-то на ходу перекусывали — и опять в воду. Они обследовали то место и ниже по течению. Час за часом.
Я согрелась, свернулась калачиком между корнями и придремала. Сказалось нервное потрясение и усталость. Пообещала себе, что вот чуть-чуть полежу и пойду сдаваться и изображать из себя сестру милосердия.
Куда ж мне от них деваться? Вроде как уже и своими стали. Заносчивыми, безапелляционными, категоричными, но в тоже время заботливыми и нежными. В чем-то даже родными.
Проснулась я уже когда начало темнеть, подскочив в испуге.
Боже! Сколько же я проспала? А как же?..
В свете костра мужики казались серыми от изнеможения. Эмилио оперся спиной на слугу, растирая ногу. Видимо, свело судорогой. Филиппэ сидел молча, с каменным лицом. Они сидели и молчали, трагическими глазами глядя на бобровую заводь.
Снова укусила совесть, напомнив внезапно, что за вещью так не убиваются — идут и новую покупают. Хотя, может, для них это проблема… Но все равно, так к вещи не относятся…
— Что будем делать? — Спросил Эмилио у друга. — Я не знаю, где уже ее искать…
— И я не знаю, — буркнул синеглазый. — Мы сами виноваты в том, что случилось. Видели же, что ей не нравится, и все равно не остановились.
— Я не смог, — вздохнул Эмо. — Сейчас, наверное, все бы отдал, только бы найти ее живой. Плохо мне, друг. Сердце щемит до боли.
У меня тоже защемило. Я выползла из укрытия и вошла в воду, намереваясь выплыть к ним.
Филлипэ внезапно достал нож, резанул себе запястье и стал капать кровью в костер, начиная быстро говорить:
— Честь своей клянусь, родом Азалемара, что не возьму другую жену…
— Остановись! — схватил друга за руку Эмилио. — Ты обрекаешь себя на целибат! Твой род прервется!
Филлипэ вырвался из захвата и продолжил:
— У меня есть, была и будет…
Я энергично плыла к берегу.
Эмилио вытащил свой кинжал и присоединился к другу:
— Честью своей клянусь, родом Семара, что не возьму другую жену. У меня есть, была и будет…
И они закончили вместе:
— Одна-единственная и имя ей… Маруся!
Пламя костра взвилось, разваливаясь на три огненных языка, каждый из которых указывал на нас. Два на мужчин и один отклонился в сторону заводи.
— Маруся! — закричал Эмилио, согнувшись, словно от боли.
— Маруся! — упал на колени около огня Филлипэ.
И в этот момент в воде скрутило меня. Пронизало такой острой и мучительной болью, что потемнело в глазах и выдавило из легких воздух. Я потеряла ориентацию и силы, начав уходить под воду.
— Помогите! — крикнула из последних сил и начала опускаться на дно, уже не состоянии сражаться за жизнь.
Бульк, бульк…
— Магдалена! — сквозь шум в ушах пробивался настойчивый голос Филлипэ. — Ты что творишь, заноза?
Хотела объяснить, но очень трудно говорить, лежа животом на твердом колене, когда тебе на поясницу давят сильные руки, а из тебя извергаются потоки воды.
Но мужественно выдавила:
— Кхе… о-у…
— Будем считать, что она извинилась, — пришел мне на помощь Эмилио, выдавливающий из меня последние кишки. — И осознала свою ошибку!
— Нет! — отдышалась я. — Не-е… кхе…
Меня перевернули, завернули в одеяло в четыре руки и начали по очереди тискать, прижимая к груди.
— Я тоже соскучилась, — прошептала, когда смогла пару раз вздохнуть.
— Тогда зачем сбежала? — резонно спросил слегка успокоившийся Филлипэ.
— Злая была, — честно ответила я, приникая к его плечу.
— А зачем вернулась? — поднес мою руку к губам Эмилио.
— Злая была, — не покривила душой.
— Так в чем разница? — поинтересовался синеглазый, усаживаясь вместе со мной у костра в то время как слуги мельтешили, готовя горячий чай.
— Большая, — попыталась я слабо улыбнуться. — Сначала я была злая на вас, а потом на себя.
Белобрысик принес чашку с дымящимся напитком, который со всеми предосторожностями влили в меня, одновременно согревая теплом тела.
— Спасибо, — прошептала я с благодарностью, начиная осоловело моргать. Веки сейчас весили минимум по тонне и держать их открытыми становилось все тяжелее.
— Пусть поспит, — донеслось до меня сквозь дрему. — Мотивы ее поступков мы выясним позднее.
— Спи, Магдалена, — поцелуй легким перышком коснулся моих губ.
