Третий лишний - [3]

Прошла неделя. Выяснилось, что Джимми, мучивший разум в поисках хоть какого-то ответа или решения, совершенно не способен понять все значение катастрофы. Он испытывал только боль - тупую, ноющую боль, наполнявшую каждое его движение или мысль и пожиравшую его душу. Сильный человек доминирует над обстоятельствами - в этом случае последствия бывают исключительно плачевными. Джимми же посчастливилось оказаться беспомощным.

Каждый вечер, возвращаясь из офиса, Джимми настраивал себя на объяснение с женой, но неизменно чувствовал, что будет смешон, а это уж никак не подобает мужчине. И каждый вечер при виде бледного лица Нелл кураж оставлял его и слова не шли на язык.

Два дня подряд после обеда он занимал лавочку на Риверсайд-Драйв, одновременно надеясь и боясь встретить там Нелл с Мэсоном, и испытывал странное разочарование, когда его задумка не удавалась. Он очень хотел увидеть Мэсона и боялся его - страшно боялся.

И вот однажды вечером Джимми нашел на камине в гостиной записку, адресованную Нелл. Последняя, несомненно, и не старалась спрятать ее. Записка была от Мэсона; в ней говорилось, что он позвонит Нелл домой на следующий день после обеда.

Джимми дважды перечитал ее и с неподдельным интересом изучал этот почерк, когда Нелл вошла из кухни. Увидев записку, она резко остановилась и перевела взгляд на лицо Джимми. Некоторое время они молча смотрели друг на друга.

Когда через несколько минут они сели за стол, Джимми, с трудом контролируя свой голос, невзначай спросил:

- Ты ответила ему?

- Да, - сказала Нелл.

Обед продолжился в тишине.

Это было последней попыткой Джимми перейти к действию. Дальше он решил придерживаться слабейшего курса - и мудрейшего.

Спустя шесть часов мучительных раздумий и болезненной нерешительности в три утра Джимми присел на краешек своей кровати и принялся писать прощальное послание жене. Это любопытно.

Он написал, что всегда любил и будет любить ее, и что она никогда больше не услышит о нем, потому что она будет счастлива, и что это ее вина, но он простил ее, и он знает, что то, что он делает, не мужественно, но ему ничего другого не остается, и что он все равно никогда не видел этого Мэсона (это Джимми написал трижды) и что он не верит, что она вообще любила его когда-нибудь, и да благословит ее Бог.

Сложив и запечатав письмо, Джимми оставил его на столе у себя в комнате.

В семь часов, пока Нелл еще спала, он ушел из дому с двумя полными чемоданами, которые отнес на почту и распорядился отправить на дом к своей замужней сестре.

Затем, после неудачной попытки позавтракать в первом подвернувшемся кафе, Джимми принялся бесцельно шататься по улицам, ожидая, когда подойдет время идти в офис. Он все еще не отдавал себе отчета в своем поступке и просто испытывал необычное чувство облегчения и свободы.

В час дня, когда Джимми стоял у окна собственного офиса на тридцатом этаже и смотрел на муравьеподобную толпу внизу, Нелл сидела на кровати мужа, держа в руке распечатанное письмо, и читала его уже в третий раз.

Она нашла конверт всего полчаса назад и теперь пыталась найти точку равновесия между влагой в своих глазах, горьким комком в горле и тем соображением, что теперь, очевидно, ничто не отделяет ее от исполнения ее желаний.

Она прекрасно понимала ход Джимми и чувствовала, что он заслуживает презрения за эту слабость. Но испытывала она лишь невыносимую жалость. Свернув письмо, Нелл спрятала его на груди.

Она была, конечно, рада, что Джимми ушел. Но что-то было не так...

Мэсон должен был зайти за ней в три. Еще вчера эта мысль наполняла Нелл радостью. Теперь же она мучилась от безотчетного чувства отвращения и ненавидела себя за это.

Если бы ее симпатия к Мэсону не исчезла безвозвратно, это следовало бы приписать скорее удаче, нежели ее собственной женской мудрости; Нелл была готова потерять все, кроме укрывавшей ее пустой скорлупы соблюдения внешних приличий; теперь, когда эта скорлупа разбилась, она осознавала лишь собственное голое безрассудство, всю гадость произошедшего и как будто съежилась от этого.

Сейчас она рассматривала вчерашнюю Нелл с неописуемым презрением и какое-то время размышляла почему. Потом бросилась на кровать, зарылась лицом в подушки и оставалась в таком положении довольно долго.

Когда в дверь позвонили, Нелл не пошевелилась.

Звонок повторялся снова и снова. В перерывах Нелл слышала, как громко стучит ее сердце - словно в знак протеста.

Последний звонок был особенно продолжителен и настойчив. Затем настала тишина.

Приближаясь вечером к дому своей замужней сестры, Джимми испытывал почти не контролируемое желание развернуться и убежать. У него был целый день на то, чтобы обмыслить свое поведение, и Джимми все больше стыдился его.

В тот момент принятое решение показалось ему лишь средством спасения от невыносимых обстоятельств; необдуманность же и необратимость происходящего только теперь начинали доходить до него. Короче говоря, поразмыслив на досуге, Джимми уже раскаивался в совершенном поступке.

Сестра встретила его у дверей и с удивлением оценила выражение бледного лица и красные глаза брата.