Третий Храм Колумба - [5]

Пора все это заканчивать.

Саган посмотрел на пистолет, купленный несколько месяцев назад на оружейной выставке в Орландо, и сел на диван. В воздух тут же поднялась туча пыли, которая начала медленно оседать. Он вспомнил отцовскую лекцию о тычинках и пестиках – тогда Том тоже сидел на этом самом месте. Сколько ему было – двенадцать?

Тридцать три года назад.

Сейчас репортеру казалось, что это произошло на прошлой неделе.

Как всегда, слова отца звучали сурово и лаконично.

«Ты понимаешь? – спросил он тогда. – Важно, чтобы ты все понял».

«Мне не нравятся девочки».

«Они тебе понравятся. Так что не забудь то, что я тебе рассказал».

Женщины. Еще одна неудача. В юности у него их было мало, и он женился на Мишель, первой девушке, которая проявила к нему интерес. Однако их брак распался после того, как Тома уволили из газеты, и с тех пор он оставался один. Отношения с Мишель нанесли ему тяжелый урон.

– Может быть, мне предстоит встреча с ней в самое ближайшее время, – пробормотал он еле слышно.

Его бывшая жена погибла в автомобильной катастрофе два года назад.

Тогда же состоялся последний разговор с дочерью, и теперь ее слова прозвучали громко и четко в его сознании:

«Уходи. Она бы не хотела, чтобы ты здесь находился».

И он ушел с похорон.

Том снова посмотрел на пистолет и на свой палец на спусковом крючке. Он набрался мужества, сделал вдох и поднял дуло к виску. Журналист был левшой, как почти все Саганы. Его дядя, в прошлом профессиональный баскетболист, сказал маленькому Тому, что он сможет заработать целое состояние, если научится бросать мяч. Талантливые спортсмены-левши – большая редкость.

Но и в спорте Том потерпел неудачу.

Он прижал дуло к виску.

Металл коснулся кожи.

Саган закрыл глаза и начал давить на курок, представляя слова из своего некролога.

«Во вторник, 5 марта, бывший репортер Томас Саган добровольно ушел из жизни в доме своих родителей в Маунт-Дора, Флорида».

Еще немного надавить и…

Тук. Тук. Тук.

Том открыл глаза.

У окна стоял мужчина – так близко, что журналист сумел его разглядеть. На вид явно старше Тома, привлекательное, сильное лицо, правая рука…

…держит фотографию, прижимая ее к стеклу.

Репортер присмотрелся – девушка лежит на спине, вытянув руки и ноги.

Словно они связаны.

Он ее узнал.

Его дочь.

Элли.

Глава 2

Элли Беккет лежала на кровати. Ее руки и ноги были привязаны к спинкам, а рот заклеен клейкой лентой, из-за чего ей приходилось дышать через нос. В маленькой комнате царил мрак, и это ее пугало.

«Успокойся», – сказала она себе.

И ее мысли обратились к отцу.

Томас Питер Саган.

Теперь у них были разные фамилии – три года назад она вышла замуж, сразу после того, как умер ее дед, Абирам. Неудачная идея, в особенности после того, как ее муж решил, что кольцо на пальце дает ему полную свободу в обращении с ее кредитными карточками. Брак продлился девяносто дней. Развод занял тридцать. А на то, чтобы расплатиться по всем долгам, потребовалось два года.

Но она справилась.

Мать научила ее, что человеку не следует иметь долги. Элли нравилось думать, что она унаследовала характер матери. Бог тому свидетель – она получила его не от отца. Воспоминания о нем были ужасными. Ей исполнилось двадцать пять лет, и она не помнила, чтобы он хотя бы один раз сказал, что любит ее.

«Мама, почему ты вышла за него замуж?»

«Мы были молодыми, Элли, любили друг друга и прожили немало хороших лет, прежде чем наступили плохие времена. Наша жизнь была спокойной и обеспеченной».

Но девушка поняла, что это значит, только после того, как сама вышла замуж. Полное смятение – именно так лучше всего можно было описать этот короткий союз. Она вынесла из него лишь фамилию – все лучше, чем Саган. Внутри у нее все переворачивалось, когда она слышала свою прежнюю фамилию. И Элли решила, что если что-то должно напоминать ей о неудаче, то пусть это будет фамилия бывшего мужа, оставившего ей на память великолепные шесть дней, которые они провели на Теркс и Кайкос.

Пленница проверила веревки, которыми были связаны ее руки. Мышцы болели, и она постаралась расслабиться и устроиться удобнее. Из открытого окна дул прохладный ветерок, но на лбу и спине у девушки выступил пот. Она ощущала неприятный запах от голого матраса – интересно, кто лежал на нем до нее?

Ей совсем не нравилась беспомощность ее нынешнего положения.

Поэтому Беккет заставила себя думать о матери, которая души в ней не чаяла и сделала все, чтобы дочь заработала необходимые баллы для поступления в Университет Брауна[1], а потом в магистратуру. История всегда была ее страстью, в особенности период между 1492 и 1800 годом, когда Европа пришла в Новый Свет.

У ее матери тогда тоже все шло хорошо: она оправилась после развода и нашла себе нового мужа. Он был хирургом-ортопедом, нежно любил ее и перенес свою любовь на Элли – полная противоположность ее отцу.

Этот брак оказался удачным.

Но через два года невнимательный водитель, лишенный прав, проехал на «кирпич» – и ее мать погибла.

Элли ужасно ее не хватало.

Она хорошо помнила похороны, главным образом из-за неожиданного появления отца.

«Уходи. Она бы не хотела, чтобы ты здесь находился