Третий глаз - [23]

— Иди, иди побыстрее! — Павел, недавно еще серьезный и строгий, теперь добродушно и приветливо звал ее. Не боясь испачкать белые манжеты, он тыкал ладонь в белый бурун.

И Павел и Семен сияли, только Кваша, грузный, с всклокоченными бородой и волосами, выглядел мрачновато. Проходя мимо по примятым желтоватым будыльям запыленного бурьяна, она кивнула бородачу:

— Здрасьте, Сергей Афанасьевич!

— О! Хо-хо! — изумленно потряс он кудлатой головой, махнул ладонью, убирая мешающие прядки, и, широко разинув рот, закосолапил к Даше. — Подыгрываешь главному? — погрозил ей пальцем, насмешливо зыркнул по сторонам, покосился на Павла. — У меня тоже есть третий глаз…

Гончева, неся на лопате Павлу Николаевичу горочку почвы, прошествовала между Дашей и Сергеем Афанасьевичем, недобрым взглядом пресекла их разговор. «Что тут происходит? Почему Семен Васильевич примирился с Павлом и чем обеспокоен Кваша?» Даша огляделась: захламленная корягами низина, несожженный, оттолкнутый на обочину хворост, холм, перегородивший своим горбом путь будущей дороге; слева — хвойный лес.

— Живей! — подхлестывает голос Павла. Даша зажмурилась, замерла.

— Пощупай землю, — ласково приказал ей Павел. — Смелее!

— Прямо под туфлями! — добродушно указал Семен.

— Щупай, щупай! — Десяток рук с горстями земли потянулся к ней, как это было и в салоне вагона, когда мужчины подавали ей блюдо с колбасой и сыром. С нескрываемым любопытством глядели они на нее. Она, не улавливая смысла в их взглядах и не дожидаясь, когда сунут ей ком в руки, сама зачерпнула в горсть серую, прохладную, с торчащими волосиками корешков, обломком прутика почву.

— Что ты держишь? — Очки Павла сбросили на нее зайчика.

После того как он целовал ее там, в купе, сейчас Павел зачем-то выставлял ее на посмешище. Веселость Семена Васильевича она сочла странной; нестерпимо захотелось брякнуть всем какую-нибудь грубость и убежать. Но лысых, толстых, пожилых и строгих мужчин было слишком много, чтобы она осмелилась дерзить. «Предсказание Митрофанова сбылось? Вы нашли золото?» — хотелось съязвить. Напряженно-властным лицом Гончева приказывала ей отвечать. Кровь хлынула к щекам, обожгла уши, и, преодолев злобу и страх, Даша грудным голосом выкрикнула:

— Песок! Что же еще! — и швырнула рассыпчатую землю себе под ноги. — И без третьего глаза видно!

— Браво! — загалдели инженеры. Павел одобряюще кивнул, подобрал комочек у своей туфли, подбросил его на ладони, как монету.

— А вот скажи, — не замечая ее возмущения, галантно подал ей комочек: — Мокрый? Сухой? Или влажный?

«Что за комедия?» — фыркнула, но взяла в руки катышек.

— Ссохшаяся супесь, серая.

— Вы слышали? Супесь! — На ногах-жердях Семен подскочил, охватывая ее клешнями рук; она быстро присела, выпрыгнула из-под его захвата.

Даша не обнаруживала причины радости Заварухина, но заметила, как бородатый Кваша в вязаном свитере, наглухо закрывающем ему короткую шею от комаров, в досаде пнул носком сапога рыхлый бурун почвы. «Ему не понравилось», — присмирела она.

— Прижучила тебя! — приплясывал возле толстого Кваши Семен. — Сам бы мог выскочить с рацпредложением! — дергал его за низ свитера. — Упустил пять тысяч! Где твой третий глаз?

Кваша хмуро молчал. А Семен, еще недавно сердитый и замкнутый, сейчас суетился, тянул куда-то Дашу и вообще разрывался на части от переполнявшего его восторга.

— Ай да Митрофанов! Ну, футуролог! — обходил Стрелецкого вокруг. — Ловко подсказал! Миллион стоит холм! А мы — ротозеи! И ты, Сергей Афанасьевич, слопоушничал!

Кваша, тряся головой, тихо выругался.

— Когда Митрофанов на что-то намекает, то уши надо вострить, — громко поддразнивал бородача Семен Васильевич, подмигивая ему.

Даша начала понимать причину всеобщей сумятицы. Разрезая холм под рельсовый путь, как предусмотрено проектом, грунт вывозили на самосвалах; а Павел Николаевич приехал подгонять Квашу и вдруг признал породу вполне пригодной, чтобы забучивать ею выемку па Еланском болоте, которое начинается сразу за холмом. Теперь можно быстро наращивать земляное полотно в низине — и этот песок не пропадет, а тот, который возят из Казахстана на платформах, будет не нужен. «Но как Зот об этом догадался?» — недоумевала Даша.

И, словно слыша ее вопрос, Семен азартно затрубил:

— Научное прогнозирование! Предвидение! Вот загадка из загадок! — Он глянул на Павла Николаевича хитровато: — А вам премия пять тысяч… Каждый шофер мог бы эти деньги получить…

— Мы обращались ко всем строителям, чтобы они искали местные пески для забучивания ими выемок! — сухо бросил Павел, не поворачивая головы к Заварухи ну.

— А все-таки это Зот вас надоумил. Он предупреждал через Ивушкину. Можно на нее оформить рацпредложение.

— Конечно, конечно! — Кваша одобрительно топнул сапогом.

— Хватит об этом! — оборвал Павел. — Весь холм — в траншею Еланского болота, а денег никому платить не будем. Путеукладчик должен идти по пятам механизаторов.

Долго ждала Даша мужчин возле «газика». Нестройной гурьбой они медленно брели к машинам. Ковш экскаватора опять колупнул осыпавшуюся стену выемки. Толстяк Сергей Афанасьевич зычным голосом заматюгался на шоферов, требуя развернуть машины, жестами указывая им путь в сторону просеки; Даше показалось, что Кваша, сердясь на Павла, срывает злость на рабочих. Краем уха слышала она беседу Заварухина с Сергеем Афанасьевичем, который узнал от Семена две новости: о прибытии московского проверяющего и об ожидаемом смещении Павла с должности. Вот почему Стрелецкий тоже был сердит, а теперь приободрился! Но переживала Даша другое: как неудачно пошутил Семен Васильевич о том, чтобы оформить рацпредложение на Дашу… Шутка, всего лишь шутка… Миллион экономии даст Сузгунский холм, а премия пять тысяч. Если весь миллион — то это же целый магазин дорогих соболиных шуб! Скольких людей Павел Николаевич может облагодетельствовать на такие деньги — ой-ей! У нее захватило дух. И как же Зот об этом догадался? Почему он сам себе не нагадал этот холм? И почему он совесть называет третьим глазом?