Третий апостол - [6]

Татьяна Маркерт в сопровождении тетушки Магды подошла к зданию собора. До начала концерта оставалось не более четверти часа, и Тане следовало уже пройти к служебному входу, через него проникали в собор концертанты. Но дочь профессора Маркерта проводила тетю Магду, и когда та скрылась в вестибюле, заметалась среди окружившей собор толпы, явно выискивая в ней кого-то.

Время шло, а Танины поиски оставались тщетными. Она раскрыла сумочку, достала из нее билет, это движение заметили и подступились тотчас же, спрашивая: «Лишний? Продаете?» Маркерт замотала головой, закрыла сумочку и ринулась в новый круг.

Тут ее заметил однокурсник.

— Таня! Таня! — крикнул он. — Тебя уже ищут! Сейчас общий выход… Быстрее!

Таня ответила, что сейчас будет… Однокурсник побежал ко входу, и тут состоялась встреча, но вовсе не та, которой искала Таня.

— Кого я вижу! — воскликнул, подхватив Таню за локоть, рослый светловолосый парень, с длинными висячими бакенбардами на грубом, вытянутом лице. — Это же Татоха — моя дальняя сестричка и виновница сегодняшнего шума! Привет-привет! Не найдется ли гостевого билетика для Арнольда Закса?

Девушка попыталась вырваться, но Закс крепко держал ее локоть в своей украшенной перстнями руке.

— Спокойно, Татоха, — процедил Арнольд, — не виртухайся. Гони билет… Дяде Арни оченно хотца послушать Баха.

— Твой кумир — Бахус, — отрезала Таня. — Пусти меня! Нечего тебе делать здесь. Ты снова пьян! Мой отец…

— Что «твой отец»? — злобно прошипел Закс и отпустил девушку. — Твой отец… Ханжа он, и больше ничего. Профессор, а не может понять душу человека.

— Тебя-то он хорошо понял и недаром спустил с лестницы. А билета для тебя у меня нет. Нет и не будет!

— Для меня нет? А для того щенка припасла? Я видел, как ты носилась кругом, его, конечно, высматривала, сопляка… Нашла себе ученого женишка. Тьфу!

Таня быстро раскрыла сумочку, выхватила из нее билет.

— Вот, — крикнула она, — вот билет! Видел?

Она принялась рвать билет на мелкие кусочки и вдруг бросила клочки в лицо Заксу. Арнольд отшатнулся. Наблюдавшие за этой сценой дружки его захохотали.

— Срезали тебя, Арни!

— Плюнь на эту тягомотину!

— Пошли в «Балтику», Арни, там музыка повеселей!

Закс молча глядел на Таню, лицо его покраснело, глаза помутнели.

— Спасибо, — сказал он. — Спасибо, сестричка. Век не забуду. И отплачу. Ах, как я отплачу! И в первую очередь ему, этому самодовольному попу без рясы. Ты еще попомнишь мои слова!

Последнюю фразу он выкрикнул уже в спину Татьяне Маркерт, убегавшей к служебному входу, откуда, отчаянно размахивая руками, звали ее товарищи по консерватории.

В зале приглушили свет, и на стенах едва проступили цветные страницы многотрудной Иисусовой жизни. День умирал, но было еще достаточно светло.

Вот быстро сошла на нет торжественная часть: короткие речи, поздравления, цветы, аплодисменты… Теперь все ждали, когда возникнут под сводами первые звуки необыкновенной мелодии.

Открыл концерт приезжий мастер, профессор Ленинградской консерватории. Большой знаток и интерпретатор Иоганна-Себастьяна Баха, он подарил замершему залу незабвенную красоту «Токкаты и фуги ре минор».

Звуки необычной музыки волнами катились над рядами зачарованных слушателей, отражались от старых стен собора, поднимались к его сводам и реяли там, освобожденные, лишенные всего суетного, заземленного, обыденного.

Это не было просто музыкой… «Токката и фуга ре минор» являлись сейчас нематериальным пропуском, который вручал каждому из сидящих в зале невидный семидесятилетний старик, такой неприметный, если не сказать жалкий, на возвышении перед органом и такой могущественный, такой великодушный. Он дарил каждому право пойти за ним вослед по невидимой дорожке, сотканной из звуков и ведущей в царство единой Гармонии и Счастья.

Звуки вновь и вновь бились в сердцах людей, очищая их, просветляя, унося человеческие печали и несовершенства, омывали людские души и заставляли прозревать тех, кто устал от горестей, неудач и житейских неурядиц, кто собственными заботами закрылся от вечных обязанностей Человека.

Тетя Магда вдруг почувствовала, как помимо ее воли выкатились из выцветших теперь глаз слезинки и не пробежали по щекам, а разом упали на черный бархат платья.

Сегодня был ее день. Она имела право плакать от счастья, и эти воспоминания выжали слезы из глаз тети Магды, суровой и волевой Магды.

Не было бы таким уж и преувеличением сказать, что племянница тети Магды поступила в консерваторию и выбрала именно класс органа под ее влиянием. Отец предпочел бы видеть дочь у себя в университете, скажем, на историческом факультете. Но в доме профессора Маркерта Таню с младенческого возраста окружала музыка, и органной отводилось в ней почетное место. Тетя Магда собственноручно отвела пятилетнюю кроху в музыкальную школу, а когда Таня получила аттестат зрелости, закончив одновременно музыкальную школу, тут уж ее будущий выбор подразумевался сам собой, и Борис Янович не рискнул промолвить даже и слова возражения.

Последняя мощная волна погрузневшего на басовых регистрах голоса органа — и «Токката и фуга ре минор» исчезла… Вторым выступал вильнюсский органист. Он приготовил для западноморцев Eterne. Rerum Conditor Уильяма Блайтмена, пьесу английского композитора, органиста Королевской капеллы, музыка которого пришла к нам из шестнадцатого века.