«Третий ангел вострубил...» - [23]

После завтрака Михаил отнес бумаги в штаб и начал готовиться к отъезду. Он зашел попрощаться со Шмулевичем, но не застал его в палатке. Личные вещи с собой брать запрещалось, кроме специального комплекта одежды, который надевали непосредственно перед отъездом, и военного билета с вкладышем записанных доз. Соколов обещал утром подбросить его на медицинском УАЗике до Иванкова, а там придется добираться самому.

Глава 10

Солнечным утром следующего дня лейтенант Векслер отправился в штаб за документами. В штабе его встретил майор, сменивший на этом посту прежнего комбата. Он сухо ответил на приветствие.

– К сожалению, командование частью вынуждено отложить ваш отъезд. Так что возвращайтесь к своим обязанностям.

– Ну как же: еще вчера, когда я принес сюда все необходимые бумаги, мне сказали что все в порядке, и я могу уезжать.

– Да. Но обстоятельства изменились.

Чувствуя себя как побитая собака, он направился в свой мед. пункт. Михаил пытался понять, что могло произойти? Это могло быть что угодно, от простой ошибки до очередной клеветы. Или его сменщик все-таки нажаловался, и в качестве наказания его решили оставить в «зоне»? Мысли лейтенанта перебил звук быстро приближающихся тяжелых шагов. Может все-таки произошла ошибка? ― в надежде на чудо он обернулся.

По дороге, тяжело дыша, бежал ординарец комбата Андрей Бочкарев.

– Товарищ лейтенант, подождите. Я хочу вам кое-что объяснить!

– Что именно, Андрей?

– Дело в том, что сегодня рано утром к командиру бригады пришел доктор Шмулевич. Меня как раз отправили передать в штаб бригады какие-то бумаги: я стоял прямо за пологом палатки и все слышал. Шмулевич говорил о несправедливости, о том, что он активно участвовал в ликвидации аварии, обеспечивая батальонные мед. пункты всем необходимым. А вы в это самое время занимались саботажем, завышая записанные дозы солдат. Он говорил, что вы лично ему об этом рассказывали. Еще он говорил, что вас чуть не осудили за распространение антисоветских слухов и спаслись вы только благодаря связям. Он требовал справедливости, и комбриг его поддержал. Поэтому вместо вас отпустили его, и вашего сменщика сделали его сменщиком. Вас же предполагается заменить последним, если вообще не оставить до конца кампании.

– Вот оно что! Никогда бы на него не подумал! Может быть, еще можно обжаловать это решение?

– Наверное, уже нет. Шмулевич уехал час назад, а комбриг не желает вас видеть. Я постараюсь убедить нового комбата ― майора Семенова, чтобы он поговорил с комбригом. Послезавтра я тоже уезжаю. Спасибо вам за все! Очень жаль, что так получилось. Это ж надо, какой сволочью этот Шмулевич оказался!

Дни снова потянулись монотонно однообразно. Через три дня весь состав бригады был обновлен. Тепло попрощавшись с Соколовым, Михаил остался «последним из могикан». Он выходил из своей палатки только в столовую, туалет и душевые, не участвовал в построениях и не снимал проб в столовой. Большинство этих функций он передал сменившему Колю фельдшеру Антону.

Прошло три недели.

Михаил проснулся и посмотрел на часы. Стрелки показывали девять утра. «Так, на завтрак уже опоздал», ― подумал он и продолжал валяться на нарах. Настроение было мерзким. В лагере царила тишина, присущая утренним часам, когда основная масса людей уже отправилась на станцию, где в последние дни начинали строить саркофаг над руинами четвертого блока.

Неожиданно раздался какой-то шум, и полог палатки открылся наружу. В проеме показалось лицо нового командира бригады ― полковника Бутырина. Сопровождавший его командир батальона криком приказал Михаилу встать и отдать честь. Лейтенант не пошевелился.

– Кто это? ― спросил комбриг комбата.

– Доктор моего батальона, товарищ полковник. Его почему-то не поменяли три недели назад. Причина мне не известна. Он набрал много рентгенов, и поэтому ездить на станцию не может. Вот он и проводит время здесь, как в санатории.

– Товарищ подполковник, разберитесь, в чем дело, и позаботьтесь, чтобы уже завтра его здесь не было. В бригадный мед. пункт прислали по ошибке двух врачей, а мне там нужен только один. Так что забирай второго, а этот пусть едет домой и ищет себе настоящий санаторий.

Нескорый поезд Киев―Москва тащился изнурительно медленно. Колеса стучали, а за окном проносились огороды с усыпанными тяжелыми плодами яблонями и поля желтых подсолнухов. Доктор сидел один в купе. Перед демобилизацией ему сообщили, что у него есть право на недельный отпуск, и он планировал свою поездку на дачу к родителям. В поезде он пошел в вагон-ресторан, и даже довольно однообразная пища этого заведения после почти трех месяцев консервов казалась ему королевской.

В Москве он пересел на поезд до Иваново, из Иваново на автобусе доехал до Родников, а там ― на перекладных ― добрался до ближайшей к даче деревни. Последние два километра он шел пешком. Обогнавший его трактор поднял столб пыли, и Михаил инстинктивно отпрыгнул в сторону, стараясь не вдыхать ее: сказывался страх перед радиоактивной пылью. «Видимо, потребуется еще немало времени, чтобы вновь захотелось полной грудью вдохнуть и насладиться запахом полевых цветов и свежескошенного сена», ― подумал он.