Третий ангел - [35]

Фрида разорвала отношения со своим другом Биллом, который намеревался на ней жениться. Ну и что, это, в конце концов, его личное дело. Каждый считал, что он все про нее, Фриду, знает, а не знали они ровным счетом ничего. Она мечтала о большой, интересной жизни, о чем-то удивительном и потому, к большому неудовольствию родителей, оказалась в Лондоне. В сущности, она поступила как обыкновенная сельская девчонка, мечтающая о столичной жизни. Отец намекнул ей, что такие поступки вовсе не вяжутся с образом умной, одаренной девушки (а ведь его дочь именно такая!), будущей университетской знаменитости.

Родители ее, может, и считали теперь, что их Фрида отчаянная сорвиголова, но она была просто домоседкой по сравнению с другими девушками из «Лайон-парка». Все они были молоды и хотели веселиться. Девушки одинаково красились — подводили толстым черным карандашом глаза — и, когда они вместе выходили из отеля, казались целой ордой Клеопатр. Носили исключительно мини-юбки или джинсы, высокие сапоги, в ушах у них раскачивались огромные серьги-обручи, и все они страшно много курили. Администрация отеля разместила их в номерах на втором этаже — самых худших, — там девушки жили по трое-четверо в каждой комнате, но считали это совершенными пустяками. Каждый вечер они устраивали импровизированные вечеринки или шумной, веселой компанией отправлялись на концерты и в клубы. Любимым местом сборищ был ресторан «Кассароль» на Кингс-роуд. А блошиный рынок в Челси они обожали за то, что там можно было купить отделанную атласом блузку или старинное шелковое белье. Любили меняться одежками. Почти все девчонки выпрашивали у Фриды ее черное платье, купленное когда-то за восемнадцать фунтов, заработанных тяжким трудом в магазинчике «Биба»[4] в Кенсингтоне. Оно было до того коротким, что, садясь, например, в такси, его приходилось обеими руками тянуть вниз. Но зато Кэти Хорас ухитрилась в нем подцепить самого Мика Джаггера. Конечно, приключение это было всего на одну ночь или, может, на один час, но все равно, это был сам Мик Джаггер, по крайней мере так она сказала. Именно на это платье он и запал.

«Лайон-парк» слыл приманкой для беспечной публики — музыканты и поэты с сомнительной репутацией; мужчины, влюбленные в других мужчин; одинокие, но веселые женщины; гастролирующие ударники, которые своими еженощными репетициями могли довести до сумасшествия; девушки, напряженно размышляющие о самоубийстве; влюбленные парочки, в любую секунду готовые вцепиться друг другу в волосы. Сам отель, хотя имел уже несколько обшарпанный вид, мог служить надежным прибежищем. В этом он весьма напоминал отель «Челси» в Нью-Йорке: любой человек, если только он не был замешан в каком-нибудь кошмарном преступлении, всегда мог найти там приют. Даже если вы настоящий вампир, персоналу до этого нет дела, платите только по счетам аккуратно.

Стоило какой-нибудь знаменитости поселиться в отеле, как дюжины девчонок принимались дежурить у входа, непременно поднимая отчаянный визг при каждом появлении своего длинноволосого любимца. Соседи, конечно, жаловались, но что они могли поделать? Если шум становился нестерпимым и завывающая толпа выплескивалась на соседние улицы, с нею обычно имел дело Джек Генри, ночной портье. Позже он с удовольствием хвастал, что в те времена переспал с большим количеством девчонок, чем за всю оставшуюся жизнь, соблазняя их тем, что позволял подглядывать за кумирами. Но те девушки, что работали в «Лайон-парке», считали его противным стариком, хоть, в общем-то, его возраст едва перевалил за тридцать. Конечно, Джек имел свои недостатки, но зато на него можно было положиться и он умел держать рот на замке. А за хорошие чаевые мог и позаботиться о постояльце — привести в номер женщину, доставить доктора, который не станет нудить о передозировке, снабдить бутылкой абсента или флаконом секонала.[5] Или, что было еще важнее, обеспечить некоторую свободу передвижений.

Пожалуйста, пример. Никто на свете, даже девчонки, что работали в том же «Лайон-парке», не подозревал, что у них на седьмом этаже остановился Джеми Данн. Хоть нужно заметить, что и слышали о нем также немногие. Он не был такой уж звездой, скорее довольно заурядный американский певец, готовивший к выпуску пластинку. Джеми приехал в Великобританию чтобы дать несколько концертов, и все они оказались провальными. Со сцены голос его звучал тонко и пронзительно, и публика жаловалась, что ничего не слышит. Слушатели жаждали накала, и даже Боб Дилан мог дать его им. Но не Джеми. Он думал, что, собрав небольшую группу, сумеет завоевать некоторую известность. Считал, что единственное, чего ему не хватает, — это собственного материала. Ведь в той записывающей студии, которая обещала выпустить его пластинку, ему так и сказали. И пообещали, что если он даст публике то, что та жаждет услышать, то они не зарубят его, как уже зарубили многие молодые таланты.

И теперь Джеми торчал здесь, в Лондоне, в 708-м номере «Лайон-парка», пытаясь, к сожалению совершенно бесплодно, сочинить что-нибудь стоящее. После двух суток такой жизни он перестал есть, вместо этого начав пить. Подобно Артюру Рембо, для того чтобы творить, ему необходимо было пылать, но в отличие от поэта пылал Джеми довольно бездарно, и сам понимал это. Зато стал пьянчугой. При росте 6 футов 3 дюйма он весил не больше 165 фунтов