Третье правило стрелка - [92]

Впрочем, он обратил бы на него внимание в любом случае.

На человеке был очень дорогой плащ. Люди в таких плащах не ходили в чайханы низкого пошиба. Максимум, на что они были способны, — это одарить такие заведения презрительным взглядом с горба проезжающего мимо верблюда. Еще этот человек был бледнолицым.

Такие в пустыне встречаются нечасто, а если быть точным, вообще никогда не встречаются. Истинные дети песка смуглы от рождения, а белокожие люди уже на второй день пребывания в пустыне становятся людьми с красной, облезающей кожей. А через неделю их сложно отличить от бедуинов.

Чайханщик даже сначала подумал, что его новый посетитель ошибся адресом, но тот уверенно прошел внутрь заведения и сел за один столик с бедуинским оборванцем, зависшим в чайхане с самого утра.

Если новый посетитель удивлял чайханщика, то бедуин его откровенно нервировал. Жители оазисов относятся к бедуинам примерно так же, как собаки относятся к волкам — признают их своими родственниками, но понимают, что те гораздо круче и связываться с ними не стоит.

Бедуин курил кальян. Когда новый посетитель опустился на потрепанный ковер рядом с ним, бедуин даже бровью не повел, словно бледнолицые гости в дорогих плащах каждый день подсаживались к детям пустыни. Он только вытащил изо рта обмусоленный мундштук кальяна и вопросительно посмотрел на гостя.

— Я не курю, — сказал гость.

— Ты искал встречи со мной? — спросил бедуин.

— Только если тебя зовут Джафаром.

— Обычно меня не зовут, — сказал Джафар. — Бедуин сам приходит и делает это тогда, когда считает нужным. Чего ты хочешь?

— По направлению к восходу солнца в трех дневных переходах отсюда находится богатый оазис, — сказал гость. — Я хочу, чтобы ты распустил слухи, будто собираешься его ограбить.

— Зачем? — удивился Джафар. — Грабить караваны куда прибыльнее. И безопаснее.

— Я не предлагаю тебе грабить оазис, — сказал гость. — Я только хочу, чтобы люди поверили, будто ты собираешься это сделать.

— Почему я должен так поступать?

— Если ты мне поможешь, я дам тебе столько золота, сколько может унести твой верблюд, — сказал гость.

— У меня очень выносливый верблюд, — предупредил Джафар.

— Тем лучше для тебя.

— Допустим, я распушу такие слухи, — сказал Джафар. — Что дальше?

— Сейчас вашу пустыню пересекает один человек, — сказал гость. — Кажется, вы называете таких людей асасинами. Он всегда ходит в черном и прячет глаза под темными стеклами.

— Шайтан-винторез,[62] — кивнул Джафар.

— Когда слухи о готовящемся нападении дойдут до жителей оазиса, они наймут этого человека для защиты.

— Ты хочешь, чтобы мы его убили? — спросил Джафар. — Можно сделать гораздо проще. Подъехать к нему на верблюдах, окружить и… У меня в отряде пятьсот сабель.

— Ты хочешь потерять их всех? — спросил гость. — Мне пока что невыгодна смерть этого человека. Я лишь хочу, чтобы он отклонился от курса и на пару дней задержался в пустыне.

— И что мы должны сделать?

— Я знаю, как действуют такие парни. Когда вы приблизитесь к оазису, шайтан-винторез будет ждать вас на подходе, — сказал гость. — Он будет один, но вы все равно сделаете вид, что жутко его испугались, и включите задний ход. Тогда он пойдет своей дорогой, и… И все будет нормально.

— Твое предложение оскорбительно для сына пустыни, — заявил Джафар. — Что будет с нашим имиджем, если люди узнают о пятистах воинах, пасующих перед одним человеком?

— О вас будут думать, как о благоразумных людях? — предположил гость.

— Это еще более оскорбительно. Никто никогда не называл бедуинов благоразумными.

— Кажется, я понял, в чем дело, — сказал гость. — Я дам тебе столько золота, сколько смогут унести два верблюда.

— Три.

— Это много.

— Два нормальных верблюда и один дромадер.

— Ты торгуешься нечестно. Разве грузоподъемность у дромадеров меньше?

— А ты торгуешься, как вонючий кочевник, — сказал Джафар. — Человек, у которого много золота и столь экстравагантные пожелания, мог бы вообще не торговаться.

— Чтобы ты потерял ко мне всякое уважение? — улыбнулся гость. — Ладно, я нагружу золотом двух верблюдов и одного осла.

— Осла я выберу сам, — сказал Джафар.

— Договорились.

— Пожмем друг другу руки?

— Думаю, обойдемся.

— Как знаешь.

Если на небе горят звезды, ночь в пустыне не может быть темной. Белые звезды сверху, белый песок снизу, темная тень всадника между ними.

Верблюд у всадника был старый и дряхлый, но Джавдет никогда не требовал от своих скакунов большой скорости. За ним по очереди гонялись все обитатели пустыни, но стоило лишь ему назвать свое имя, как погоня сразу же прекращалась. Никто не мог тронуть Джавдета. Все дали друг другу слово не делать этого, и никто не решался нарушить обещание.

Джавдет привык жить изгоем. Он понимал, что сам поставил себя в такое положение, и первое время им очень тяготился. Однако потом он привык и даже нашел в нем некоторые плюсы.

Он был неприкасаем. Он мог творить все что угодно, но даже стражники боялись притронуться к нему хотя бы пальцем, не желая навлечь на себя гнев халифов, эмиров, великих визирей и падишахов. Джавдет упал на самое дно, и хуже его жизнь стать уже не могла.

Он воровал фрукты и лепешки на базарах, забирался в чужие гаремы, уводил из караван-сараев чужих верблюдов, рассказывал на площадях политические анекдоты — в общем, жил на полную катушку и ни в чем себе не отказывал.