Третье лицо - [16]
Юклин подошел к Кафтанову поближе, нагнулся, положил руку ему на плечо и то ли ласково погладил, то ли этак легонько потрепал.
— Понимаешь, старичок, — сказал он, — у нас, в нашей большой семье, возникли некоторые чисто семейные финансово-имущественные проблемы, понимаешь? Поэтому мы с Дашей решили здесь, так сказать в тишине и покое, все разобрать. Посмотреть бумаги… Ты понимаешь? Поэтому мы сняли номер в гостинице… — Юклин показал на портфель, который стоял на журнальном столике.
— Да, да, конечно, — смиренно ответил Кафтанов.
Он встал, подобрал свои веники и ершики, вышел из туалета, прошел мимо Юклина, подошел к кровати, стащил с нее одеяло и простыню, наволочку.
— Ты что? — спросил Юклин.
— Постель перестелить, — так же смиренно ответил Кафтанов.
— С ума сошел?! — заорал Юклин. — Ты что, мне не веришь?
— Положено перестелить, — вздохнул Кафтанов.
— Что с тобой?! Как ты здесь оказался?
— На все воля Божья.
— Лучше бы ты у меня попросил денег! — продолжал орать Юклин. — Если совсем уж денег нет! Я бы тебе дал! А ты нанялся за мной следить!
— Че-го? Ко-го? Ты в своем уме? — заорал в ответ Кафтанов. — Ты кем себя считаешь? Да ведь ты… Да ведь он… — И тут Кафтанов подошел к Даше, которая так и стояла, отвернувшись к окну, и по ее спине видно было, что она черту душу бы продала, только бы не было этой позорной сцены. Он взял ее за плечо и развернул к себе. — Вы-то, надеюсь, понимаете? Да ведь он очень средний бизнесмен! Небольшой такой бизнючок! И чтобы я?! Даша, вы же знаете, кто я! Стал бы я за деньги за ним следить?! Он просто псих! У него бред величия!
— Тогда скажи, что ты здесь делаешь. — Юклин схватил его за рукав подрясника.
— Я поступил в монастырь, — медленно и отчетливо произнес Кафтанов. — Спасаться и каяться. Но душа моя изъедена грехом, прежде всего грехом гордости, и мне отец игумен назначил такое послушание. Меня могут узнать постояльцы. Вот, например, ты меня узнал. Думаешь, мне это приятно? Но я держусь. Мне надлежит смиренно вынести все вопросы, насмешки или обидную жалость.
— Врешь! — крикнул Юклин. — Даша, ты ему веришь? Ты ведь знаешь, кто он? Читала про него в журналах? Смотрела, как он изгалялся у Малахова? Ты веришь, что этот богемный тусовщик, гурман, бабник, пьяница может уйти в монастырь? Ха-ха! Он врет!
— Нет, это ты врешь! — ответил Кафтанов. — Открой портфель и покажи эти ваши семейные финансовые бумаги. Завещания, дарственные, выписки со счетов. Вблизи не надо. Можно издали. Так, помаши бумагами с трех метров. А?
— Да зачем это! — проникновенно сказал Юклин. — Надо верить друг другу. Я, например, тебе абсолютно верю. Алешенька, друг мой дорогой, я верю, что ты теперь монах, каешься, смиряешь гордыню и все такое. Какая сила духа! Ты молодец. Ты большой человек! Даже завидно!
— Честно веришь?
— Честно, честно! — Юклин прижал руку к сердцу. — А ты мне веришь?
— И я тебе верю, — поклонился Кафтанов. — Спаси Христос.
— Спасибо, — сказал Юклин. — Ну, мы пойдем. Даша, все, пойдем отсюда.
— Погодите! — остановил его Кафтанов. — Куда вы пойдете? Зачем? Вы же собрались поговорить о делах. Я сейчас постель перестелю и уйду. Минутку буквально.
— Спасибо, друг, — растроганно улыбнулся Юклин. — Или теперь уже «отец»? Спасибо, отец!
— Вы врете! — вдруг со слезами воскликнула Даша. — Вы оба врете! Вы тут все всё врете! Идите вы все к черту! — Она повернулась к Кафтанову: — Зачем ты притворяешься, что первый раз меня видишь? Зачем ты ко мне на «вы»?
— А ты зачем притворяешься? — возмутился Кафтанов и передразнил, сюсюкая: — «Ах, вы тот самый Алексей Кафтанов! Ах, у вас новая роль!»
— Сдохните вы все! — закричала Даша.
Хлопнула дверью, и только каблуки по коридору.
Юклин дернулся было к двери, но потом махнул рукой и сел в кресло.
— Спаси Господи рабу твою Дарью, — сказал Кафтанов, садясь на угол кровати. — Наставь ее на путь истины.
— Это цинизм? — помолчав, спросил Юклин.
— Бог с тобой, — ответил Кафтанов. — Это раскаяние.
Юклин открыл портфель, вынул бутылку дорогого красного вина. Достал фрукты, пирожные, поставил на журнальный столик. Швейцарским перочинным ножом содрал с бутылки колпачок, ногтем отогнул от ножа маленький штопор, начал вкручивать его в пробку.
— Вот нормальный штопор, держи, — сказал Кафтанов.
Юклин откупорил бутылку. Налил себе в стакан — там на столике стояли стаканы на стеклянном подносе, как всегда в гостиницах.
— А мне? — сказал Кафтанов.
— А тебе можно? — удивился Юклин.
— Можно, можно! — Кафтанов постучал ногтем по этикетке. — «Его же и монаси приемлют».
Третье лицо
коллизия
Разговор зашел о сексуальных домогательствах — о чем же еще говорить в интеллигентной компании, когда от политики всех тошнит, но дело Вайнштейна еще не утихло и раздаются все новые и новые обвинения по адресу известных персон?
Кто-то сказал, что это типичный случай антиисторизма. Каких-то тридцать лет назад нечто было обычным флиртом — а теперь считается недопустимым насилием. Да взять само слово «изнасилование»! Времена меняются в сторону все большего и большего уважения личности. Раньше изнасилованием считался насильственный секс в прямом и грубом смысле, а теперь это означает секс недобровольный. Просто вынужденный, и все тут. От и до. Даже легкий моральный напор типа «но ведь ты же моя жена!» — тоже своего рода изнасилование. Правда, супружеское, но все равно. «Это прекрасно и гуманно, — возразили ему, — но поди пойми, где граница добровольности? В конце концов, девяносто процентов всех наших поступков — вынужденные». Кто-то вспомнил о «культуре изнасилования». «Нас всех, мужчин и женщин, насилует государство! — сказал четвертый собеседник. —
Миуссы Людмилы Улицкой и Ольги Трифоновой, Ленгоры Дмитрия Быкова, ВДНХ Дмитрия Глуховского, «тучерез» в Гнездниковском переулке Марины Москвиной, Матвеевское (оно же Ближняя дача) Александра Архангельского, Рождественка Андрея Макаревича, Ордынка Сергея Шаргунова… У каждого своя история и своя Москва, но на пересечении узких переулков и шумных проспектов так легко найти место встречи!Все тексты написаны специально для этой книги.Книга иллюстрирована московскими акварелями Алёны Дергилёвой.
Денис Драгунский не раз отмечал, что его любимая форма – короткие рассказы, ну или, как компромисс, маленькая повесть. И вдруг – большой роман, да какой! Поместье на окраине Империи, юная наследница старого дворянского рода, которая своим экстравагантным поведением держит в страхе всю родню, молодые заговорщики, подброшенные деньги, револьвер под блузкой, роскошные апартаменты, дешевая квартирка на окраине, итальянский князь, русский учитель, погони, скандалы, умные разговоры – и постоянная изнурительная ложь, пронизывающая судьбы и умы Европы накануне Первой мировой войны.
«Фабрика прозы: записки наладчика» – остроумные и ироничные заметки Дениса Драгунского последних лет. Вроде бы речь о литературе и писательских секретах. Но кланяться бородатым классикам не придется. Оказывается, литература и есть сама жизнь. Сколько вокруг нее историй, любовных сюжетов, парадоксов, трагедий, уморительных эпизодов! Из всего этого она и рождается. Иногда прекрасная. Иногда нет. Как и почему – наблюдаем вместе с автором.
В новом романе Дениса Драгунского «Богач и его актер» герой, как в волшебной сказке, в обмен на славу и деньги отдает… себя, свою личность. Очень богатый человек решает снять грандиозный фильм, где главное действующее лицо — он сам. Условия обозначены, талантливый исполнитель выбран. Артист так глубоко погружается в судьбу миллиардера, во все перипетии его жизни, тяжелые семейные драмы, что буквально становится им, вплоть до внешнего сходства — их начинают путать. Но съемки заканчиваются, фестивальный шум утихает, и звезда-оскароносец остается тем, кем был, — бедным актером.
Денис Драгунский – прозаик, журналист, известный блогер. Автор романов «Архитектор и монах», «Дело принципа» и множества коротких рассказов. «Автопортрет неизвестного» – новый роман Дениса Драгунского. Когда-то в огромной квартире сталинского дома жил академик, потом художник, потом министр, потом его сын – ученый, начальник секретной лаборатории. Теперь эту квартиру купил крупный финансист. Его молодая жена, женщина с амбициями, решила написать роман обо всех этих людях. В сплетении судеб и событий разворачиваются таинственные истории о творчестве и шпионаже, об изменах и незаконных детях, об исчезновениях и возвращениях, и о силе художественного вымысла, который иногда побеждает реальность.
В сборник вошли восемь рассказов современных китайских писателей и восемь — российских. Тема жизни после смерти раскрывается авторами в первую очередь не как переход в мир иной или рассуждения о бессмертии, а как «развернутая метафора обыденной жизни, когда тот или иной роковой поступок или бездействие приводит к смерти — духовной ли, душевной, но частичной смерти. И чем пристальней вглядываешься в мир, который открывают разные по мировоззрению, стилистике, эстетическим пристрастиям произведения, тем больше проступает очевидность переклички, сопряжения двух таких различных культур» (Ирина Барметова)
Виктор Николаевич Харченко родился в Ставропольском крае. Детство провел на Сахалине. Окончил Московский государственный педагогический институт имени Ленина. Работал учителем, журналистом, возглавлял общество книголюбов. Рассказы печатались в журналах: «Сельская молодежь», «Крестьянка», «Аврора», «Нева» и других. «На реке черемуховых облаков» — первая книга Виктора Харченко.
На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.