Трещина - [35]

- Умри, гад, - крикнул Толстый и выстрелил.

Нига все не вылезал, потому что боялся, что и его убьют. Он ничего не говорил, и через некоторое время сказал Ништяй.

- Нига, мы идем на восток. Ты с нами?

Нига еще немножко полежал, потом встал. В него не выстрелили. Никто не был ранен, но в живых теперь оставались только Фляк, Толстый и Ништяй. И он.

- Мы все идем на восток. Я с вами.

* * *

Начинало темнеть и холодать, и я недовольно поежился. В Пустыне всегда так: днем ты мечтаешь о тени, потому что чувствуешь, как плавятся мозги, а ближе к ночи мозги снова становятся твердыми от холода и все твои желания сводятся к чему-нибудь теплому. Костер, скажем. О да, костер это вещь. Он греет. Только теперь ты понимаешь, что не видел своего счастья, когда с высунутым на плечо языком шагал под палящим солнцем. Я бы разжег костер, но надо было найти удобное место, потому что если не выбирать хорошо, то огонь могли увидеть, и некоторые вещи (семь трупов в частности) подсказывали мне, что я этого не захочу.

Серые в ночи холмы медленно плыли рядом, пока я искал, где могу устроиться на ночлег, будучи невидим со всех сторон. Взобравшись на очередной холм и потирая замерзшие руки, я и увидел такое место. Потрясное было местечко, скажу я вам. Его отлично украшали пара хилых кустов, разбросанные объедки и небольшой симпатичный труп. "О, вам понравится, сеньор, но придется смириться с небольшим неудобством. Вы быстро привыкнете." Я нашел кострище и принялся разводить огонь, собрав пару веток и достав из рюкзака кусок толстого бревна. Я берег его специально для таких вот случаев. В пещерах относительно тепло (ха!), а под открытым небом оно мне здорово пригодится и чтобы не замерзнуть и чтобы не проснуться завтраком в чьем-нибудь желудке. К своему соседу я уже привык. Спокойный такой парнишка, не шумит. Скоро я их догоню, я двигаюсь быстро, а они тащат саквояж. С этой мыслью я заснул.

* * *

Вечерело. Нига подумывал о ночлеге, но Ништяй и Толстый пока молчали, а Фляк хоть непрерывно зудел, но в счет не шел. Они прошагали еще час с тех пор, как Нига подумал о первый раз о ночевке, когда Ништяй бросил свою сумку и сказал:

- Привал.

Все четверо начали устраиваться. Нига развел костер и сел у него, глядя в пламя. Вскоре к нему присоединились остальные и принялись греть озябшие руки. Толстый сказал:

- Надо бы посчитать монету, Ништяй.

Нига следил за реакцией Ништяя. Ништяй никак не выразил своего недовольства, если вообще был недоволен.

- Надо бы. - ответил он.

Нига подумал, что на этом все и кончится, но Ништяй вдруг продолжил.

- Фляк, подай чемодан.

Фляк угодливо подал ему саквояж. Как-то так получилось, что Ништяй теперь оказался их лидером. Он и раньше был такой - все любил командовать, но пока был жив Горбатый, это не было так заметно. Горбатый был на побегушках у боссов и главным в этой команде. Но теперь он умер, и главным стал Ништяй. Толстого это вроде устраивало, он тащил чемодан, когда Ништяй сказал ему сделать это и не возражал. Фляк никогда не стал бы возражать, не такой он был, а Ниге было все равно. Его позицией было плыть по течению и ждать, когда выпадет возможность выбраться на берег. Пока он был жив.

Ништяй открыл саквояж и принялся пересчитывать деньги. Все следили за ним, но все по-разному. Фляк жадно смотрел на каждую монету, облизывая губы. Его руки сжимались и разжимались, напоминая крысиные лапки. Толстый отстраненно сидел поодаль не шевелясь, но глаза его были прикованы к рукам Ништяя, а губы шевелились. Когда Ништяй выкладывал очередной столбик, Толстый тихо покряхтывал. Нига смотрел невнимательно и уже сбился со счета. Ему было холодно, и он хотел сесть ближе к костру, но не хотел сбить Ништяя со счета. Ништяй бы разозлился. Да, пожалуй, Ништяй бы здорово разозлился.

Ништяй аккуратно выкладывал столбик за столбиком. Его руки работали споро, умеючи, а в глазах плясали языки пламени от костра. Он не шевелил губами, потому что хорошо умел считать в уме. Монеты глухо бряцали друг об друга, и вскоре их выросла уже целая куча. Ништяй закончил.

- Триста тысяч, - сказал он. Толстый причмокнул губами, а Фляк засуетился.

- Триста тысяч, а, - завел Фляк. - Гребаных триста тысяч. На триста тысяч можно купить уйму всякого добра. Да что там говорить, дом в Рено можно купить. Где угодно! В Сан-Франо, в НКР!

Толстый внимательно посмотрел на него, и Фляк сразу стушевался.

- Хотя в НКР делать нечего. - быстро заговорил он, - отсидимся в Пустыне, а там и посмотрим. Верно я говорю, Ништяй?

- Верно, Фляк. - сказал Ништяй, и Фляк успокоился и заулыбался, показывая гнилые зубы. Вдруг он нахмурился. - Минуту, а сколько это будет на четверых?

Фляк начал усиленно чесать затылок и пытаться посчитать свою долю. Это никак ему не удавалось, потому что считать он умел очень плохо.

- Так сколько это будет, а ?

Никто ему не ответил. Ништяй сгреб все монеты обратно в саквояж, застегнул его и сказал:

- Все, спим. Поделим завтра. В эту ночь дежурит Толстый.

Никто не стал возражать, и все разбрелись в разные стороны, не отходя, впрочем, далеко от костра. Фляк все чесал в затылке и думал о том, сколько же получается, если триста тысяч поделить на четыре. Вскоре стало тихо. Нига не спал, слушая звуки ночи, но не открывал глаза. Он просто лежал в этой тишине и слушал. Слушал, держась за рукоятку своего единственного пистолета. Так прошел час. Потом Нига услышал шаги Толстого и внутренне напрягся. Но Толстый подошел не к нему, а к лежаку Фляка. Нига на мгновение приоткрыл веки и успел увидеть как Толстый, спиной к нему, наклонился к Фляку, держа в руках удавку. Фляк захрипел и, кажется, задергался, но Нига не открывал глаза и не шевелился. Оттуда, где ночевал Ништяй, тоже ничего не доносилось. Когда Фляк затих, Нига опять напрягся, но Толстый пошел на свое место и сел там, больше ничего не предпринимая. Нига понял, что Ништяй сказал Толстому только про Фляка. Тогда он заснул.