Трепет намерения - [43]

Мимо иллюминатора прошли трое весело тараторящих пограничников—на этот раз славяне, а не татары. По громкоговорителю уже объявили, что все пассажиры, желающие сойти на берег, должны захватить паспорта и собраться в баре нижней палубы. Всех подозрительных, небось, будут раздевать в специальной каюте? Затем набитый битком автобус домчит их до гостиницы «Крым», где туристам предложат крымских устриц, семгу, осетрину, шашлык, спелый инжир и сладкое, как спелый инжир, вино. Хильер вздрогнул: дверь неожиданно приоткрылась, и в каюту проник свет из коридора.—Сидите в темноте,—сказал юный Алан. «Балканское собрание» служило лучшей визитной карточкой. Хильер задернул шторки иллюминатора, и Ярылык исчез.

— Можешь зажечь свет,—сказал Хильер. Алан щеголял добротным синим эспланадно-променадным костюмом и бабочкой в горошек. И тут Хильера осенило, почему он медлил и не одевался: Ярылык даст ему униформу!

— Я нашел ключ к шифру,—сказал Алан.

— Сейчас не до него. Где твоя сестра?

— Она уже почти готова. Через несколько минут будет здесь. Так вот, насчет шифра. Ноябрьская богиня—это Елизавета I. Она взошла на трон в ноябре тысяча пятьсот пятьдесят восьмого года.

— Тысяча пятьсот пятьдесят восьмого?

Тут была какая-то связь с Роупером. Фамильное древо на стене в его манчестерской квартире. Предок, убитый за веру совсем молодым. 1558. Жертва Елизаветы.

— Кажется, я понимаю. Двоичный код, да?

— Да, если вы подразумеваете под этим, что разные буквы закодированы разными способами. Согласно одному, первая буква на самом деле пятая. Согласно другому, пятая буква — восьмая. Так что все оказалось просто. Но я не успел расшифровать до конца. Вас там называют другим именем. Из чего следует сделать вывод, что настоящее ваше имя не Джаггер. Шифровка начинается словами «ДОРОГОЙ ХИЛЬЕ». На английское имя непохоже. Вы действительно были с нами откровенны?—недоверчиво спросил Алан.

— Наверное, опечатка. Они имели в виду «Хильер».

— Дальше я почти ничего не успел. Но и так видно, что они там все время извиняются. И о чем-то очень сожалеют.

— Наверное, о размере моего выходного пособия. Ладно, дочитаю на досуге. Как бы то ни было, спасибо. Из тебя бы вышел неплохой разведчик.

В дверь постучали, и вошла Клара. Выглядела она восхитительно. Хильер подумал, что правильно делает, уходя в отставку, даже если придется перебиваться хлебом, водой и русским языком. Но почему? Этого он еще до конца не понимал. На Кларе было вечернее парчовое платье с серебряными блестками и пелериной, тройное ожерелье из жемчужин в бриллиантовой оправе и серебристые лайковые туфельки. Из-за запаха «взрослых» духов, ударивших в ноздри Хильеру, рот его наполнился слюной. Хильер ощутил нестерпимое желание. Проклятая работа! Проклятая смерть!

— Как он?—спросил Хильер.

— Без изменений.

— А эта сука,—злобно сказал Алан,—собирается на берег со своим накачанным скандинавским кобелем. Чтоб они сдохли оба.

— Алан, что за выражения!—укоризненно сказала Клара.

Она недовольно покачала головой и села на койку рядом с Хильером. Из-под платья выглянули колени, и Хильер почувствовал (стараясь, правда, не показать виду), что еще немного и он за себя не ручается.

— К делу,—торопливо проговорил Хильер.—Мне нужна форма, советская милицейская форма, нужна немедленно. Следовательно, милиционера надо заманить в эту каюту…

Из коридора донесся возмущенный крик:

— Донага раздевают! Оружие, видите ли, ищут! Пусть подавятся своим портом. Лучше я на корабле останусь. Чертовы русские!

Дверь в каюту с грохотом захлопнули. Так, значит, предсказания Теодореску сбываются. Мерзавец, но не глуп.

— Заманить?—спросил Алан.—Каким образом?

— Есть два способа. Если не сработает один, попробуешь другой. Итак, мой мальчик, ты со своим японским аппаратом выходишь на палубу…

— Японским?—удивленно переспросил Алан.

— Конечно, ты же говорил, что Теодореску подарил тебе фотоаппарат. И пусть он будет без футляра…

В дверь постучали. Клара приложила палец к губам.

— Войдите!—отважно воскликнул Хильер. Он встретит пулю, высоко подняв голову—он умел проигрывать. Дверь приоткрылась, и в каюту просунулась голова Риста, а за ней и все остальное. По тому, как он вырядился, сразу было видно, что Рист собирается на берег, и, хотя галстук воспитанника Харроу[109] (разумеется, имитация) совершенно не гармонировал с добротным даже по лондонским меркам серым костюмом, при таких деснах подобные мелочи отступают на второй план.

— Еще не оделись? По-прежнему хандрим? Увидев на койке Клару, Рист бросил на нее плутоватый взгляд—вылитый Лепорелло[110].

— Извиняюсь за вторжение, но между прочим, вами интересовались два каких-то типа в баре.

— Русские?

— Да, но вроде ничего. Веселые такие, шуточки отпускают и довольно прилично болтают по-английски. Они что-то говорили про пишущие машинки.

— И спрашивали про Джаггера?

— У них это звучало скорее как «Яггер». Случайно слышал, когда пришел ставить штамп в паспорте. Но я им ничего не сказал, пообещал только посмотреть, не сошли ли вы уже на берег.

— Как видите, еще не успел. Но им скажите, что меня нет.

— На берег еще никто не спускался. Они заводят наших в каюту, и их там осматривает доктор. Боятся инфекции. Основательные ребята эти русские. Наркотики небось, тоже ищут, потому что даже в жопу заглядывают. Простите, мисс. Тысяча извинений. Я совершенно искренне прошу прощения за свою грубость. Зарапортовался. Приношу свои искренние…