Трепет намерения - [24]
Хильер присоединился к Теодореску, который уже поедал медальоны с омарами в винном соусе. Как утверждал шеф-повар, омар сначала вываривался в крепком пряном бульоне из собственного панциря, затем в белом вине, после чего опускался в горящий анисовый ликер. В зале было множество молчаливых официантов, в большинстве своем гоанцы, хотя встречались и англичане (один из них—напарник Риста—подошел к Хильеру и прошептал: «Спасибочки за пиво»). Из кухни не доносилось никакого лязга и грохота, в зале царило величественное спокойствие.
— А теперь давайте закажем розовую кефаль с артишоком,—предложил Теодореску. — Человек, прежде сидевший на вашем месте, не отличался хорошим аппетитом, а меня раздражают люди, которые едят намного меньше, чем я. Впрочем, наесться мне никогда не удается.
Хильер взглянул на проворные пальцы мисс Деви с длинными алыми ногтями. Перед ней было огромное блюдо с мясом в соусе кэрри и множеством разнообразных гарниров. Вряд ли она сумеет управиться с такой порцией до полуночи.
— Я бы предпочел, если вы не возражаете, именно это шампанское,—сказал Теодореску, имея в виду «Боллинже» 1953 года, первую бутылку которого они уже почти допили.—Обычное, безобидное шампанское, однако вино для меня как хлеб: оно должно сопровождать еду, но не должно от нее отвлекать. Поклонение вину—наиболее вульгарная форма язычества.
— Позвольте только,—сказал Хильер,—записать следующую бутылку на мой счет.
— У меня другое предложение: кто съест меньше, тот и будет оплачивать спиртное.
— Тогда уж мне точно придется раскошелиться,—сказал Хильер.
— Боюсь, что маленький нахал просто подорвал вашу веру в себя. За столом поджарый человек—опасный соперник. Не бойтесь толстяка, который, посмеиваясь, набивает свою утробу. Это только показуха. Скажите, вы любите заключать пари?
Хильер почувствовал, как в закупоренном чане начался процесс ферментации, и, словно под давлением Schaumwein[67], выпалил, неожиданно для самого себя:
— Ваши условия?
— Сумма на ваш выбор. «Дуэль желудков» интересует меня сама по себе.—Мисс Деви звонко расхохоталась.—Тысяча фунтов вас устроит?
Хильер прикинул, сможет ли он в случае поражения списать всю сумму на путевые расходы. Впрочем, какая разница? Чек за подписью Джаггера—это просто бумажка.
— По рукам,—сказал Хильер.—Блюда заказываем по очереди. На тарелках не должно оставаться ни крошки.
— Прекрасно. Начинаем, не откладывая. Они приступили к кефали с артишоком.
— Только не так быстро,—сказал Теодореску.—Торопиться нам некуда. Кстати, о шампанском. В свое время, кажется, в 1918 году—да, ровно через двести лет после того, как игристое вино Отвийе получило свое нынешнее название,—была попытка канонизировать изобретателя шампанского Дома Периньона[68]. Из этого ничего не вышло, хотя многие, я вам скажу, удостаивались канонизации и за меньшие заслуги.
— Намного меньшие,—подтвердил Хильер.—Я бы с большим удовольствием искал заступничества святого Периньона, чем святого Павла.
— Вы, значит, верующий?
— Как вам сказать… Пожалуй, уже нет. (Осторожно… осторожно.) Я верю, что у человека есть право на выбор. Я признаю основной догмат христианства—свободу воли.
— Вот и замечательно. Неплохо бы и нам реализовать свое право на выбор…
Он подозвал официанта, и к ним подошел предупредительный рыжеусый человек. Это был сам старший стюард. Хильер и Теодореску заказали по два блюда. Хильер—филе палтуса «Королева Елизавета» в белом соусе. Теодореску—креветки, запеченные в тесте с соусом «Ньюбург». Хильер—souffle au foie gras[69] с мадерой. Теодореску—ломтики авокадо с черной икрой и холодным сбитым соусом.
— И еще шампанского,—сказал Теодореску. Они приступили к еде, а сидящие поблизости пассажиры, слышавшие об условиях состязания, стали с интересом следить за его ходом, забыв о собственных тарелках. Теодореску с похвалой отозвался о черной икре, венчавшей ломтики авокадо, и спросил:
