Тренинги свободы - [9]

И могу ли я, далее, утверждать, что христианство, которое, по большому счету, зародилось в лоне различных культур и религий, по сути своей не связано с принципом радости, не говоря об иудаизме, который не связан с ним по определению.

И могу ли я утверждать при этом, что христианство не связано с этим принципом не в силу культурных корней, а в силу того, что радость не может являться ни предпосылкой, ни средством, а только последствием счастья, которое, будучи в неразрывной взаимосвязи с несчастьем, страданием, находит свое воплощение лишь в самой высокой любви.

Могу ли я утверждать, что радость — всего лишь одно из естественных человеческих чувств и как таковое, хотя и играет определенную роль в культуре, не имеет конкретного религиозного содержания, поскольку не входит в число понятий, имеющих для культуры мифологическое значение.

Могу ли я вследствие этого утверждать, что наблюдаемые в обыденном языке попытки смешать понятия счастья и радости относятся к ряду явлений, способствующих расшатыванию культуры двадцатого века.

И не стала ли подмена, размывание, синонимическое или даже антонимическое употребление этих понятий самым обычным — осознанным или неосознанным — способом избежать страдания?

Иными словами, возможно ли положить принцип радости в основу культуры, для которой он не является центральным понятием?

Я лишь задаю вопросы, ибо не в силах что-либо утверждать или констатировать. И снова из ясного мира понятий соскальзываю в призрачную сферу чувств.

(1989)

Лгунишка, обманщик

Это было весной, я уже умел писать.

Однажды я шел в школу и вдруг увидел что-то необыкновенное. Стоит на дороге машина, а в ней какая-то густая черная масса варится. Под машиной дрова горят, а массу сливают в тачку. Воняло сильно. Я тогда еще не знал, что это гудрон называется. Но было интересно смотреть, как из него дорогу делают. И как он остывает. Я пошел в школу.

Потом, на первой же перемене, мне вдруг подумалось, что куда интересней на дорожных рабочих смотреть, чем сидеть здесь попусту. Писать-то я уже научился. Я вырвал страничку из тетради и написал так:

ДОРОГАЯ ТЕТЯ УЧИТЕЛЬНИЦА ПРОШУ ВАС ОТПУСТИТЬ МОЕГО СЫНА ПОТОМУ ЧТО СЕГОДНЯ У НЕГО ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ И МЫ ХОТИМ ЕГО ОТПРАЗДНОВАТЬ

И внизу написал папину фамилию. Красивыми печатными буквами.

Когда начался урок, я встал и отнес записку учительнице. Она прочитала, кивнула и разрешила мне идти домой. Я был счастлив. И домой не пошел. Долго-долго я стоял на краю тротуара, до тех пор, пока рабочие не кончили свою работу и не начали умываться; они мылись, голые до пояса, над жестяной шайкой перед открытой дверью своей времянки, там они инструменты хранили. Из большущих бидонов они лили воду на руки друг другу. Но это уже было не так интересно. А вот как из черной массы получается дорога… Думаю, если б понадобилось, я и сегодня мог бы стать неплохим дорожником. Я все разглядел как следует. Каждое движение. И даже как они отмывались.

Вечером в дверь позвонили. Родители сказали мне: сбегай, открой. На темной лестничной площадке стояла элегантная дама. В шляпе, в перчатках. Очень похожая на тетю учительницу, только наша учительница никогда не одевалась так элегантно. На ней всегда были совсем простые платья. И вообще мне почему-то не верилось, что на нашей лестнице стоит тетя учительница и звонит в нашу дверь.

Тем не менее, это была она. Рукою в перчатке легко провела по моим волосам, а потом слегка сжала мне шею. Точно так, как делала наша учительница. И протянула мне шоколад. Но почему?.. И она сказала, что рада поздравить меня с днем рождения, и еще сказала, что, раз уж такое дело, решила навестить моих родителей и отпраздновать этот день с нами вместе, потому и надела это красивое платье и шляпу, потому и шоколад принесла, сказала тетя учительница и весело засмеялась, как обычно смеются люди на праздниках.

Мы стояли в темной передней.

Дверь все еще была открыта, я просто никак не мог закрыть ее. Почему-то не мог поднять руку, хотя и знал, что дверь надо закрыть. И сказать ничего не мог. Хотя знал, что следовало сказать спасибо и еще — пожалуйста войдите. Но я не мог выговорить ни слова. А тетя учительница словно бы ничего этого и не заметила. Хотя я видел: заметила. Она уверенно прошла через переднюю, как будто уже не раз бывала в нашем доме.

Из-под двери, что вела в гостиную, просачивался свет. Тетя учительница, цокая высокими каблуками, подошла к двери, остановилась и легонько постучала затянутой в перчатку рукой. Не согнутым пальцем, а всем кулачком, хотя и совсем негромко. Потом отворила дверь и на пороге задержалась немножко в ярком свете, наверно, думала, что я войду за ней следом. Но я словно окаменел. И думал: вот бы она не вошла туда или что-нибудь вдруг случилось! Наконец она затворила за собой дверь.

В темной прихожей осталась только эта узкая полоска света под дверью. Я чувствовал, что сейчас там происходит что-то ужасное. Там, откуда сочился свет. Какой-то кошмар, который я не мог даже себе представить. Я попытался представить. Но там было тихо. Как будто моих родителей и не было в комнате и как будто туда не вошла сейчас тетя учительница. Да может там и нет никого. Только свет выползает оттуда. Однако у меня в руке была шоколадка, подарок на день рождения. Хотя никакого дня рождения у меня сегодня не было. Только будет. Когда-нибудь. Его еще дождаться надо.