«Трефолев» - [3]
— Все равно вашему уму непостижимо-с.
Врешь, постижимо!.. И снова склоняется над учебником упрямый ежик волос.
По вечерам сбиваются в тесный кружок вокруг старых матросов — их несколько в училище, они командуют отделениями и взводами и тоже учатся. Открыв рты, развесив уши, слушают будущие военморы неторопливый рассказ о старом флоте, о кораблях, о бурях семнадцатого года. Так впервые услышал Саша Панкратов о «барсах» и «пантерах» — первых русских подводных лодках.
Однажды поздним вечером, поворочавшись под тонким одеялом, он прервал жалобы соседа по койке на осточертевшую чечевичную похлебку, сказал:
— Петька, знаешь что? Я на подводные лодки решил… Давай, а?
Петька Ковалев, закадычный дружок (тот самый парень, что дивился на трамвай), подумал, шмыгнул носом и ответил:
— Не, я на миноносцы пойду.
Все ребята мечтали тогда о миноносцах. Но первым кораблем, на который они ступили, был «Трефолев»…
В прозрачно-синий майский день 1923 года дряхлый «Водолей» привез учеников подготовительного училища в Кронштадт. Уже не пестрой галдящей толпой, как когда-то, а четко вбивая строевой шаг в чугунные плиты мостовой, идут они по улицам флотской столицы. Вот Морской собор… Ага, памятник Петру… А это кому? Пахтусову? Кто такой Пахтусов?..
А вот и «Трефолев» — учебный корабль, отданный училищу. Высокий, острым углом, форштевень, изящный наклон мачт… Но корабль страшно запущен. Непролазная грязища в огромных трюмах. Разруха выкрасила в ржавые цвета корпус, переборки, машины… Говорят, на всех кораблях так…
Глаза страшатся, а руки делают. Начинается нескончаемый аврал, или, как выражаются старые матросы, «огребание полундры». Разбившись на бригады, трефолевцы штурмуют трюмы, вывозят грязь, драят, драят, драят… Коричневая ржа въедается в руки, рыжая пыль забивает ноздри. К вечеру спины не разогнуть…
— Па-а морям, морям, морям, морям, эх!..
Лихо, с молодецким присвистом поют звездными вечерами на баке «Трефолева». А бывает — призадумается комсомолия, и тогда плывет над притихшей гаванью:
— Ты, конек вороной, передай, дорогой, что я честно погиб за рабочих…
Должно быть, песни и привлекли к «Трефолеву» стайку бойких кронштадтских девчат. Повадились ходить на стенку, перешучиваться с трефолевскими острословами. Однажды пришли днем, расселись где попало, заслонившись от солнца платочками. Как раз Ковалев и Панкратов со своей бригадой, измочаленные, блестя мокрыми спинами, орудовали на стенке лопатами, таскали по сходне носилки.
— Эй, морячки! Бог в помощь! — крикнула одна из девчат.
— Какие они морячки, — откликнулась другая. — Они только гальюны чистить умеют.
— Ха-ха-ха, — так и покатилась вся бойкая стайка.
В ту же минуту к девчатам решительным шагом направился Петя Ковалев. Шмыгнув носом, сорвал платочек с обидчицы, сказал:
— А ну — брысь отсюда! А то ка-ак дам лопатой!
Девчонка встала, выдернула платок из Петиной руки:
— Но-но, не очень-то… Молодой еще.
И неторопливо пошла прочь.
Весь вечер и многие еще вечера не мог Саша Панкратов отделаться от наваждения. Все мерещились дерзкие серые глаза, белокурые кудряшки над открытым, чересчур, пожалуй, высоким лбом.
Месяца полтора прошло — и вот не узнать «Трефолева». Чудесно помолодевший, поблескивая медью и свежей краской, стоит он, готовый оторваться от стенки, к которой, как недавно казалось, прирос на веки вечные. Празднично на душе у военморов: сделано почти невозможное…
Бьют склянки. От борта «Трефолева» отваливают шлюпки: будущие командиры флота овладевают морской практикой. Начальник курса Суйковский («макаровская» борода, крутой нрав, могучий голос) гоняет военморов до седьмого пота.
Панкратов и Ковалев сидят рядышком на банке 24-весельного баркаса. Это не простой баркас, а бывшая императорская яхта. Синяя с золотом, внутри отделана красным деревом. За тяжелыми веслами сиживали когда-то матросы гвардейского экипажа, усачи-здоровяки, косая сажень в плечах. Теперь здесь надсаживаются, ложась грудью на весло, восемнадцатилетние тонкорукие мальчики. Кажется, при следующем гребке не вытянуть из воды толстый полированный брус весла… Ничего, ничего. Немного осталось. Скоро — «суши весла»…
На высоком полуюте «Трефолева» возникает знакомая фигура. Суйковский. Он всматривается в приближающийся баркас, берет мегафон, кричит:
— На баркасе! Плохо гребете. Обойти еще раз вешку!
Вот тебе и «суши весла»… Ладони в волдырях, сидеть больно, сил никаких уже нет…
— А ну, ребята, взяли! — отчаянным голосом командует Панкратов.
Гребок за гребком. И снова — мелкими скачками — приближается баркас к «Трефолеву». Слава те господи, Суйковского нет!
И вдруг — тонкий насмешливый голос:
— Эй, морячки, плохо гребете! Обойти еще раз вешку!
Это опять она, сероглазая… Сидит на краю стенки, болтает босыми загорелыми ногами…
А через день или два, прохладным августовским вечером, Анка — так ее звали — чинно шла между Панкратовым и Ковалевым по Петровскому парку. Она была в футболке в белую и черную полоску. Ее туфли на высоких каблуках были явно велики и сильно пахли гуталином. Анка держалась строго, разговаривала мало, в ответ на шутки военморов лишь поводила бровью. Впрочем, при следующих встречах уже военморам неоднократно приходилось молча двигать бровями: язычок у Анки был острый.
С первых страниц романа на читателя обрушивается лавина загадочных происшествий, странных находок и удивительных приключений, скрученных авторами в туго затянутый узел. По воле судьбы к сотрудникам спецлаборатории попадает таинственный индийский кинжал, клинок которого беспрепятственно проникает сквозь любой материал, не причиняя вреда ни живому, ни мертвому. Откуда взялось удивительное оружие, против какой неведомой опасности сковано, и как удалось неведомому умельцу достичь столь удивительных свойств? Фантастические гипотезы, морские приключения, детективные истории, тайны древней Индии и борьба с темными силами составляют сюжет этой книги.
Сага о жизни нескольких ленинградских семей на протяжении ХХ века: от времени Кронштадского мятежа до перестройки и далее.
Фантастический роман о необычной судьбе землянина, родившегося на космическом корабле, воспитывавшегося на другой планете и вернувшегося на Землю в наши дни. С первых страниц романа на читателя обрушивается лавина загадочных происшествий, странных находок и удивительных приключений, скрученных авторами в туго затянутый узел.Для среднего и старшего возраста. Рисунки А. Иткина.
На 1-й стр. обложки — рисунок Г. ФИЛИППОВСКОГО к повести Льва Константинова «Схватка».На 2-й стр. обложки — рисунок Ю. МАКАРОВА к научно-фантастическому роману Е. Войскунского, И. Лукодьянова «Плеск звездных морей».На 3-й стр. обложки — рисунок В. КОЛТУНОВА к рассказу Даниэля де Паола «Услуга».
Повесть продолжает сюжетную линию, начатую в рассказе "Формула невозможного.Через много лет Новиков и Резницкий возвращаются на планету Смилу, чтобы проверить как живут аборигены, оставшиеся без опеки Центра... .
Научно-фантастический роман о людях XXI века, о сложных судьбах исследователей новой формы жизни, питаемой космическим излучением, о проблемах эволюции биологической жизни на Земле, о скрытых возможностях мозга человека.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.