Траян. Золотой рассвет - [11]

Не в силах справиться сомнениями, в поисках ясности Ларций отправился к своему сослуживцу Цецилию Секунду, сделавшего карьеру на выступлениях в суде и уже обладавшего сенаторским достоинством. Десять лет назад они вместе служили в Сирии в Третьем галльском легионе. Цецилий через год обязательной службы вернулся в город. Он приходился племянником известному в Риме командующему флотом, а также неутомимому чтецу и собирателю знаний Плинию Старшему. Незадолго до своей гибели дядя усыновил его.

Первым делом боевые товарищи вспомнили прошлое.

— Помнишь, как мы с тобой орудовали в Азии, в Третьем галльском легионе? — засмеялся хозяин, потом придавил улыбку и поинтересовался. — Как родители?

Ларций промямлил что‑то о беспокоящих отца болях в пояснице, о том, что матушке не дают покоя колени. О себе сказал, что просиживает дома.

— Изредка выхожу на форум. По приказу цезаря, пытаюсь получить назначенные мне деньги. Уже который год говорят, приходи завтра. Кстати, я слышал, ты доволен современным состоянием красноречия и строишь свои выступления по образцу таких искусных ораторов как Марк Регул?

— Нет, Ларций. Я считаю крайней глупостью в ораторском искусстве выбирать для подражания не самые лучшие примеры.

Он помолчал и добавил.

— Как, впрочем, и во всем остальном.

Еще пауза.

Наконец Плиний поинтересовался.

— Я полагаю, ты жаждешь откровенности?

Гость кивнул.

Хозяин одобрительно качнул головой.

— Признаюсь, — наконец выговорил Плиний, — не вижу смысла надрываться в государстве, где давно уже низость и бесчестность награждаются не менее — нет, что я говорю, — более, чем скромная верность, негромкое исполнение долга и неприхотливость в жизни. Ты только что упомянул о Регуле. Он и мне не дает прохода. Жалкий бедняк, какого богатства он достиг подлостью! Ведь когда он появился в Риме, никто не заставлял его обвинять других, он сам позаботился о том, чтобы его имя внушало ужас. С другой стороны, ты не прав, утверждая, что я редко появляюсь в сенате и что отказался от защиты справедливости. Сейчас я и Корнелий Тацит⁹ готовимся защищать провинциалов из Африки.

— В таком случае я пришел к нужному человеку! — воскликнул Ларций. — Если ты считаешь возможным помочь незнакомым тебе людям, то и я мог бы рассчитывать на твою поддержку. Скажи, как мне поступить с проклятым Регулом, ведь ты знаком с обвинением, которое он предъявил моим родителям?

— К сожалению, Ларций, ты обратился не по адресу. Вряд ли теперь меня можно назвать влиятельным человеком.

— Но должна же быть на моего обвинителя хотя бы какая‑то управа? — воскликнул Ларций. — Он закусил удила! Почему молчит тот, — гость ткнул пальцем в потолок, — у кого на глазах творятся чудовищные безобразия? Отчего он не видит и не слышит? Почему, в конце концов, до сих пор не начинает судебный процесс, на котором я мог бы выступить свидетелем в пользу своих родителей?

— По слухам, — не глядя на гостя, ответил хозяин, — Веллей Блез согласился включить цезаря в свое завещание. Домициану достанется три четверти его состояния. Без такого богача, прости, друг, Лонги в качестве поживы мелковаты. Разве что для приманки вас использовать? Полагаю, следующим обвиняемым, по — видимому, буду я, хотя с меня много не возьмешь. Мое состояние среднее, вряд ли они добудут более десяти миллионов сестерций. Что ты скажешь, если вдруг обнаружится заговор, в котором мы оба близко сошлись с императрицей и вместе вынашивали злобные планы, как бы ловчее умертвить цезаря?

— Почему именно мы и почему с императрицей? — удивился отставной префект.

— Потому, Ларций, что следует мыслить масштабно, с перспективой. Мы с тобой для неопровержимости обвинения, императрица, пара — тройка богачей, обладающих стомиллионными состояниями, для его основательности. Чувствуешь размах? А какой доход в казну! Скажи, ты пришел ко мне, чтобы уговорить меня, как и Секста Фронтина и Кореллия Руфа, присоединиться к вашему заговору?

Лонг даже отшатнулся.

— У меня и в мыслях не было, Секунд!

— Об этом знаем я и ты, а вот что наплетет императору Регул, судить не берусь.

— Выходит, своим посещением я навлек на твой дом беду? — спросил Ларций.

— Навестил ты, дорогой Ларций, меня или нет, это не имеет значения. Если нам в компании с императрицей и префектами претория суждено попасть на плаху, ни ты, ни я в этом не будем виноваты. Императрица — да, ее поведение вышло за все допустимые рамки. Говорят, она заперла трагика Париса в своей спальне на ключ и не выпускает его даже по малой нужде. Возможно, это от страха.

Ларций пропустил шутку мимо ушей.

— Выходит, — начал допытываться он, — нам только и остается сидеть и ждать, пока нас зарежут как жертвенных ягнят?

Плиний рассмеялся.

— Вот ты и проявил свою преступную сущность, Ларций! Прав был Регул, утверждая в сенате, что яблоко от яблони недалеко падает.

— Полагаешь, что поймал меня на слове?

— Я ничего не полагаю, Ларций. Я просто обращаю твое внимание, что задавать такие вопросы нынче очень небезопасно. Но, по сути, ты мыслишь в верном направлении…

Вновь тишина. Ларций глотнул приятный напиток, называемый калдой* (сноска: Вино, разбавленное ледяной водой, смешанной с медом и пряностями), бросил взгляд на красивую, изготовленную в далеком Китае чашку, затем поставил ее на стол.