«Травой ничто не скрыто...» - [11]

— Странно, — проговорил он наконец. — Очень странно. Но я не могу вспомнить как именно сказал голос: «Говорят по поручению полковника Лунде» или «Говорит супруга полковника Лунде».

— А ведь это очень важно, — сказал я.

Я не мог ему объяснить, насколько это важно. Но я был убежден, что именно тот, кто заказал надпись, совершил впоследствии покушение на маленькую фрёкен Лунде, изо всех сил толкнув ее на могильный камень. И все время я ощущал в нашем разговоре какую-то странность. Словно в нем все время присутствовало что-то неизвестное. И вдруг меня осенило.

— Вы все повторяете: «голос», — сказал я. — Что это значит?

— И меня это тоже озадачило… Я жалею теперь, что взялся за эту работу… но мне очень нужны были деньги… Вы хотите знать, почему я говорю «голос»… Можно еще сигарету?

Я протянул ему всю пачку. Появись в эту минуту помощник Карла-Юргена в сером костюме, с удостоверением полиции, я, наверное, вышвырнул бы его вон и накрепко запер бы за ним дверь.

— Я говорю «голос», потому что не знаю, кто мне звонил — мужчина или женщина. Это был странный голос… Забыть его невозможно. Это мог быть и очень высокий мужской, и очень низкий женский голос. Я не вижу за ним человека. Вот почему я говорю «голос».

Голос… Волосы на моем затылке зашевелились еще сильнее.

— Вы имеете какое-нибудь отношение к музыке? — спросил я.

Его худое юное лицо просияло. Он весь словно преобразился.

— Да, — сказал он. — Я ведь пою… то есть… больше всего на свете я хотел бы петь. Когда у меня заводятся деньги, я беру уроки в консерватории. У меня тенор. Мой учитель говорит, что я не лишен способностей. Но у меня так мало денег. Я унаследовал эту мастерскую… образования у меня нет. Все деньги, какие мне удается отложить, уходят на уроки пения.

Тут я задал ему третий важный вопрос. Вопрос, которого у меня и в мыслях не было, когда я сел в машину и отправился на розыски этого молодого худощавого усталого человека с резцом каменотеса в руках. Два других важных вопроса я уже задал: «Сколько вы получили?» и «Кто заказал вам надпись?»

Мне надо было окончательно успокоить его и только потом задать третий и самый важный вопрос.

— Ничего противозаконного вы не совершили, — сказал я. — Что вы скажете полиции — это ваше личное дело. Но лучше всего говорить правду — это ничем вам не грозит. Если я смогу вам чем-нибудь помочь, я охотно это сделаю. Но сейчас главное вот что: готовы ли вы помочь мне? Мне и полиции. Если да, то скажите мне только одно: смогли бы вы опознать «голос»?

Он посмотрел мне в глаза.

— Если вам это будет нужно, смогу. Когда и где вам будет угодно.

И снова, когда я приехал, дверь мне открыл сам полковник Лунде.

В одной руке у меня был чемодан, в другой — портфель. Ящик с книгами я оставил пока в машине. Полковник Лунде повел меня через холл, где на стене красовалась голова лося, и затем вверх по лестнице на второй этаж. Лестница была необычайно широкая, и на лестничной площадке между этажами стояли два маленьких плюшевых кресла и круглый стол с каким-то цветочным горшком. Кажется, это растение называется «аспидистра». Оттуда лестница вела прямо на второй этаж, и мы оказались в длинном темном коридоре с множеством дверей. Я сосчитал их. Семь. Семь дверей. Одна из них пряталась в небольшой нише.

— Та дверь ведет на чердак, — сказал полковник Лунде. — А ваша комната здесь — стало быть, вторая слева.

Он открыл дверь и вошел в комнату. Я последовал за ним.

— Прошу, — сказал полковник Лунде.

Большая железная кровать под белым вязаным покрывалом, с желтыми медными шишками на прутьях у изголовья и в ногах. Чудовищное бюро с целой пирамидой из полок и ящиков и добротный старинный стул, которому, казалось, здесь не место. Красное плюшевое кресло. Подставка с тазом для умывания и кувшином для воды.

— Ванная против вашей комнаты, — сказал полковник Лунде, — Вы можете там мыться или принимать душ. Вода… не всегда… не круглые сутки… одинаково теплая.

— Я предпочитаю холодную, — сказал я.

И подошел к окну.

Вид из него был, прямо скажем, великолепный. Я даже на минуту забыл, где нахожусь.

Пышный снежный ковер устилал сад подо мной. Казалось, что сад где-то далеко внизу, потому что между этажами были очень большие пролеты, да и непривычно высокий фундамент, несомненно, достигал нескольких метров.

Вдали расстилался город, в сумерках он казался белесым. Я даже различал башни Ратуши — башни, которые прежде казались мне такими огромными, а сейчас походили на два смешных детских кубика, затерявшихся среди высоких домов.

Полковник Лунде стоял за моей спиной.

— Надеюсь, вам понравится здесь, доцент Бакке. Едва ли я должен давать вам какие-либо инструкции, будь то относительно работы… занятий с Викторией или… или…

— Я буду присматривать за ней, — сказал я.

— Это очень важно. Особенно сейчас, в первые дни после того, как ее тетя…

Он словно разучился договаривать предложения до конца.

— Доцент Бакке, все это останется между нами?

— На этот вопрос я уже ответил. Все останется между нами и полицией. Сотрудники полиции — знатоки своего дела. Вы можете положиться на инспектора Карла-Юргена Халла. Он сделает все, что только можно сделать.