Травля русских историков - [18]

Агранов: Я не так говорил. Дело в том, что документы, которые оказались здесь, не находятся в распоряжении тех хранилищ, которым дается по праву их хранить.

Платонов: Никто из Управления делами Совнаркома не делал нам замечания о том, что у нас имеются интересные документы и что они не возвращены.

Фигатнер: Вы в 26-м г. у покойного академика Модзалевского видели расписку о том, что Дьяконов передал этот документ Срезневскому?

Платонов: Я этой четвертушки в точности цитировать не могу, потому что она у меня была полчаса»^{127}.

Ситуация таким образом прояснилась. С. Ф. Платонов упорно стоял на том, что своевременное «недонесение» в Совнарком СССР о хранящихся в Академии наук экземплярах отречений Николая II и его брата Михаила, как и хранение в ее архивохранилищах других «компрометирующих» ее с общественно-политической точки зрения документов, есть не злой умысел, а результат случайного, в общем-то, стечения обстоятельств, в том числе и личного порядка — небрежное отношение к своим обязанностям заведующего Рукописным отделением Библиотеки Академии наук И. И. Срезневского. «Эти документы мы сберегли, и Вы их получили»^{128}, — подчеркнул С. Ф. Платонов.

Пикантность ситуации с обнаружением в Библиотеке Академии наук отречений от престола Николая II и его брата состояла в том, что главный виновник сложившегося положения академик С. Ф. Ольденбург отказался в ходе допроса подтвердить версию, которую защищал С. Ф. Платонов, заявив, что он не помнит такого разговора («Я не могу точно вспомнить»)^{129}. Конечно же, следствию не представляло большого труда «расколоть» С. Ф. Ольденбурга и заставить его вспомнить, причем не только об отречениях. Но С. Ф. Ольденбурга, по некоторым не вполне понятным причинам, решили все-таки не трогать, и отвечать за случившееся пришлось как бывшему директору БАН одному только С. Ф. Платонову и его заместителю С. В. Рождественскому.

Другим вопросом, интересовавшим комиссию, стало выяснение того, по чьей же все-таки вине бывший шеф жандармов В. Ф. Джунковский, передавший в начале 1920-х гг. Академии наук свой личный архив, пользовался дальнейшим правом беспрепятственного и бесконтрольного, по сути дела, доступа к нему.

И здесь С. Ф. Платонов, несмотря на сильное давление со стороны членов комиссии, держался хорошо. Но обратимся к стенограмме «Опроса».

«Агранов: Я хотел задать вопрос относительно архива Джунковского, который хранится в Пушкинском Доме. Джунковский сам обращался к Вам с просьбой о допуске его к архиву?

Платонов: Да, являлся два раза.

Агранов: Когда?

Платонов: Последний раз зимой. Он вообще часто мелькал в Ленинграде. Поэтому не могу поручиться, может быть, он был даже и весной этого года…

Фигатнер: А до этого тоже бывал?

Платонов: Он часто бывал.

Агранов: Ему было дано разрешение на разработку архива?

Платонов: Он допускался к занятиям. Это было условие, по которому он в 1923 г. передал архив.

Фигатнер: Архив был передан в 18-м г.

Платонов: Не знаю. Мне эта история известна с весны 24-го г. или в начале 24-го г. Котляревский был за границей. Вместо него не было никакого заместителя. С Модзалевским произошла неприятность: вследствие некоторого доноса о том, что он что-то казенное продал, Модзалевский был арестован, и, когда его освободили, он заявил, что очень просит назначить какого-нибудь академика директором. Это было в феврале — марте 24-го г. Меня просили взять на себя эту работу временно, до возвращения Котляревского. И на первых порах мне Модзалевский сказал, что у него есть архив, сданный на временное хранение, который должен быть передан в Библиотеку.

Фигатнер: Вам было известно содержание архива?

Платонов: Не известно. Архив был в шкафу…

Агранов: Вы знаете цену архивных и исторических документов. Считаете ли Вы уместным (если считаете, то почему), что допустили шеф-жандарма Джунковского к разработке архива, имеющего отношение к его деятельности?

Платонов: Это было тогда, когда он приезжал. Он обращался…

Фигатнер: Сколько раз был допущен?

Платонов: По-моему, два раза.

Агранов: Почему разрешили?

Платонов: Не знаю.

Петерс: У Вас не обсуждалось?

Платонов: Нет.

Петерс: У Вас нет ученого или научного совета?

Платонов: Есть, но есть правило о том, что лица допускаются к занятиям только с разрешения директора.

Фигатнер: Кто дал разрешение?

Платонов: Формально Джунковскому должны дать разрешение за подписью директора.

Фигатнер: Кто давал?

Платонов: Может быть, и я.

Фигатнер: Два раза было?

Платонов: Два раза, но первый раз не помню когда.

Фигатнер: Где работал?

Платонов: В помещении для занятий.

Фигатнер: Ему материалы туда приносили?

Платонов: Насколько помню, да.

Фигатнер: Ему приносили материалы. Что он делал?

Платонов: Не знаю.

Фигатнер: Может быть, он брал, чтобы работать дома?

Платонов: Думаю, нет, т. к. материалы должны предъявляться старшему хранителю.

Фигатнер: Вы проверяли, он мог взять?

Платонов: Не думаю, все-таки надзор за читальным залом есть…

Петерс: В 19-м г. Джунковского судили, приговорили к концентрационным лагерям до конца Гражданской войны. А государственное учреждение, оно обязано было сообщить, что здесь имеется такой архив.