Травень-остров - [3]

Лишь два дня спустя, когда журавли на болотине уже сговаривались, каким путем отправиться им за моря, за горы в теплые страны, в мреющем свете густо-красной утренней зари, разливавшейся от восхода по кисейным дымчатым облачкам, непоседа молодец с плетеным коробом на спине уже мерил первые версты старой серой дороги, пластом легшей по сухоречью, где многие века назад катила свои воды Светынь. Никаких бесед, конечно, журавли по топям не вели. Они уж который день, повинуясь одним только им ведомому чутью, тянулись к полудню, оглашая стынущую в тени землю прощальным кликом. Путь Зорко лежал почти в противоход птичьим стаям, на полночь и закат. Там, за лесами и долами, на берегу бескрайнего моря красовался торговый Галирад, стольный град сольвеннский.

Зорко не впервые был в лесу один-одинешенек. Прежде ему доводилось ездить к соседним поселениям веннов по разным делам, и ничего страшного никогда не случалось. Лихие люди встречались дальше, в сторону Галирада, где часто проходили купеческие обозы. У веннов же грабителям делать было нечего: и не наворуешь, и головы лишишься. В лесных вервях свято чтили заповеданное Правдой, а уж воевать в чащах венны были мастера, и даже большой разбойничий отряд выследили бы и уничтожили, самое большое, за седмицу.

Но теперь главные ярмарки отшумели, и дорога, вливающаяся где-то впереди в густое плетение таких же дорог, была пустынна, и только ветры тревожили ее непримятую колесами пыль. Впрочем, однажды этому пути еще предстояло оживиться, когда повезут на торги репу и другое слетье. Но сидеть в печище дольше Зорко уже не мог. Вроде его и не выгоняли из рода, но и видеть его в одной верви с собой никто не хотел. Никто, кроме самых близких друзей. И еще Плавы.

Зорко разменял уже пятую версту, когда вышел к месту, где к торной дороге примыкала еще одна, поуже и позеленее. Это был лесной путь к большому Нечуй-озеру. Некогда и оно было руслом Светыни, а ныне лежало себе покойно в крутых берегах и неизменно доставляло окрестным печищам полные неводы рыбы. Но человек, даже если он шибко работящий, всегда мечтает, чтобы невод сам ему ловил. Вот и ходили по зиме на берег того озера слепые, траву нечуй-ветер искать. У кого та трава есть, и ветер на воде всегда остановит, и судно от бури спасет, и неводу накажет, чтобы тот сам рыбу промышлял, — и все исполнится. Отыскивали слепцы место, где, казалось, вонзались в глаза острые-преострые мелкие иглы, и бросались ничком на снег, и хватали траву эту невидимую зубами. Да все впустую: изникала волшебная трава вмиг, только жесткий снег в рот набивался. Зорко и сам наблюдал, как это происходит, и веселился вместе с другими ребятишками. Только потом, много позже, ему стало жалко этих слепых. А один из его сверстников, попавший под молнию как-то в поле, сам тоже ослеп, оттого и теперь ходил в темный мороз на Нечуй-озеро искать траву нечуй-ветер, а добывал только пустой снег. И уже над ним втихую потешались пострелята.

У росстани выпрыгивал из-под камня родничок, а рядом была срублена слега, чтобы путник, притомившийся дорогой, мог спокойно напиться и отдохнуть. Сейчас на перекрестке было пусто: рыбари жили прямо в избушке на озере, коптили там рыбу, а в этот ранний час как раз были заняты ловом. Зорко по привычке направился к роднику и тут замер. У слеги, постукивая нервно по земле длинным мохнатым хвостом, сидел изрядной величины черный, густой средней шерсти пес, похожий на волка, и, казалось, поджидал кого-то.

Вот это была новость! Серые Псы, из коих происходил Зорко, были родом не самым многочисленным по Светыни, но и не из самых малых. Однако же; всех собак в печище, а уж тем паче больших, Зорко знал. Этот зверь молодцу знаком не был, и, значит, получалось, что Зорко, сын Зори, уже не единственный путник на этой дороге.

Подойти запросто к такой собаке не всякий бы решился, но Зорко хотел пить, да и нож на поясе у парня был длинный. Если и кинется зверь на него, отбиться сумеет. Да и пес никчемный вовсе, коли без приказа на каждого встречного бросается.

Но для порядка — мало ли, хозяин поблизости — Зорко все же позвал:

— Эй, добрый человек! Не твоя ли собака тут у родника скучает?

Ответом была тишина, только дятел прервал на несколько мгновений нужную свою работу и поглядел лукавым птичьим оком на шумливого двуногого бездельника.

Но добрый человек не отозвался. А пес давно уж почуял незнакомца, но с места не двигался, только тянул настороженно морду и ноздрями шевелил, стараясь получше поймать исходящий от Зорко запах. Венн подошел ближе и остановился в четырех локтях от собаки. Зверь был и вправду велик, но, конечно, поменьше лесного волка. Шерсть у пса была гладкая, блестящая, но густая, с подшерстком, и жесткая: это Зорко сразу определил, трогать зверя не понадобилось. Значит, не привык пес к сплошной деревянной крыше, а всю жизнь провел под дырявой небесной. Ошейник на нем был из доброй кожи, которую и на ножны пустить не стыдно, с тиснением. Зорко попытался прочесть знаки-буквицы, спрятанные искусно в узоре из папоротников и вересков, да не сумел: незнакомы они были вовсе.