Трансперсональный проект: психология, антропология, духовные традиции Том II. Российский трансперсональный проект - [6]

В порядке умопостижимого и высочайшее есть лишь предположительное основание свойств, подобающих Тому, Кто абсолютно трансцендентен… И только перейдя за пределы мира видимых и видящих, Моисей проникает в истинно мистический мрак неведения; там он заставляет умолкнуть в себе всякое положительное знание; там он освобождается от всякого чувства, ибо он всецело принадлежит Тому, Кто за пределами всего, ибо он не принадлежит ни себе, ни чуждому и благодаря незнанию познает превыше ума познающего.

Таким образом, апофатический путь имеет объектом Бога абсолютно непознаваемого. Даже нельзя сказать «объектом», так как «надо освободиться от видимых и видящих», т.е. от объекта и субъекта, как таковых. Отрицательное богословие есть путь мистического соединения с Богом, природа которого остается непознаваемой.

В послевоенные годы Лосский ведет интенсивную исследовательскую деятельность, круг его богословских тем чрезвычайно расширяется: систематизация святоотеческого учения, разработка тринитарного вопроса с критикой римско-католического филиоквизма; особый интерес представляют исследования по проблемам христианской гносеологии, роли апофатизма как основного метода православного богословия.

В 50-е годы ХХ века Лосский пишет ряд статей, посвященных проблеме человека, открывая новую страницу своего богословия – богословия человеческой личности.

Принципиальную новизну состояния человека в христианстве Лосский связывает прежде всего с тем, что человеку впервые открывается тайна Бога, одновременно личного и абсолютного. Всю богословскую концепцию Лосского можно рассматривать под углом пересечения двух величайших тайн бытия – тайны Бога и тайны человека («Видение Бога», 1962, изд. посмертно; «По образу и подобию Бога», 1967). Богословие Лосского устремлено на взаимное раскрытие апофатики Бога и человека. Богопознание, являющее собой высший смысл человеческого бытия, может быть удовлетворительно раскрыто современному человеку только через постижение тайны самого человека, его сущности и предназначения, его неповторимости, единственности. Лосский определяет личность как предлагаемый христианством новый модус существования человека, открывающий ему бесконечные возможности бытия путем выхода человека за пределы своего существования.

Одно из наиболее поздних изложений традиции исихазма можно найти в фундаментальной работе о. Иоанна Мейендорфа «Жизнь и труды святителя Григория Паламы» [201]. В связи с тем что философская подоплека паламитских споров имела серьезное значение для формулирования положительного учения св. Григория, небезынтересно упомянуть о современной полемике (между учениками о. Георгия Флоровского) в связи с предполагаемыми философскими взглядами оппонентов спора XIV века. Фундаментальное отличие между Оккамом и Паламой заключается в том, что Оккам идентифицирует Божественную волю с Божественной сущностью и просто отрицает истинность существования нетварных идей, тогда как Палама идет на шаг дальше формального схоластического различия и выявляет святоотеческое реальное различение между существом и свойствами или энергиями Бога, настаивая на волевом и бесформенном характере нетварных энергий.

В 60-е годы ХХ столетия было сказано, что богословие св. Григория можно описать в современных терминах как экзистенциалистское, конечно не ставя в один ряд с философскими концепциями в силу различия задач и методов. Тем не менее, как говорит об этом о. Георгий Флоровский, св. Григорий постоянно спорит со всеми «эссенциальными теологиями», которым не удается объяснить Божественную свободу, динамизм Божией воли, реальность Его действий. Отец Иоанн Мейендорф, продолжая мысль о. Георгия, пишет, что «употребительная богословская терминология слишком зависела от эссенциалистских категорий греческой философии, чтобы адекватно выражать сущностную реальность живого Существа».

Отец Иоанн наиболее подробно и основательно говорит об исихастской аскезе и ее роли, начиная с тщательного разбора того, как следует определять само понятие «исихазм».

С.С. Хоружий напоминает, что «в православии, наряду с обычным «теоретическим» или «академическим» богословием (развитым, впрочем, неизмеримо слабее, чем на Западе), от века существовал иной тип богословской мысли, стоящий на неразрывном союзе с духовной практикой, опытом жизни в Боге. Опытной базой его служила сфера аскетики, а главною категорией выступало обожение – концепт особого рода, соединительный мост между аскетикой и богословием, одновременно – фундаментальное богословское понятие и практический предмет, искомое аскетических трудов» [349]. Он отмечает антропологизацию богословия, так как богословие не утрачивает при этом своего христоцентрического ориентира и не вынуждает отменять или «демифологизировать» свои скриптуральные и догматико-патристические основания. Происходит это за счет того, что о. Иоанн Мейендорф называл «открытым воззрением на человека», т.е. присущего православию расширенного и динамического видения реальности человека, в котором антропология нераздельно сопряжена с онтологией и обе предполагают для человека и здешнего бытия открытую возможность трансцензуса, превосхождения своей наличной, «ветхой» природы.