Трансгалактический Моджо-тайп - [2]

И можете считать меня кем угодно. Дураком? Ладно, буду дураком. Шутом? Да, не вопрос. Стареющим идеалистом не от мира сего? Эй! Я вовсе пока не старею. Мне всего сорок семь лет, меня зовут Том Хант, и я намерен замутить одну из этих своих статеек. И как обычно, я буду рассказывать о самом себе, о том, что вижу, о том, что слышу, о том, что скрыто, и о том, что наяву, и вы, черт возьми, не заметите, как я расскажу вам о вас самих. И хотя многие не согласятся со мной, скажут, что я солгал или перегнул палку, но, парни, тихо, не надо судорог. Я всего лишь напишу то, что я о вас думаю, а как там обстоит на самом деле – спросите у тех, кто никогда не покидал славной провинциальной планеты Кингстон. Они знают, потому что они знают вообще все, и в этом их фишка. Но в этом же и их трагедия. Ибо незнание – прекрасно, оно ведет нас в будущее.

Стоп! Я же собирался рассказать вам о том, как на Кингстоне появились типпи. Для нашей дыры того периода это была та еще история! Когда огромный корабль, покрытый психоделическим граффити, приземлился на аэродром города, который тоже называется Кингстон (фантазия – грех), были потрясены все незыблемые устои общества. А когда космонавты в не менее расписных скафандрах вывалили наружу и тут же отправились в ближайший бар, неподобающе хохоча, неподобающе гремя неподобающей музыкой и неподобающе вращая зрачками, это перешло уже всякие границы. Приехал шериф О`Нилл со своими парнями, надавали бедолагам по гермошлемам, поломали гремящую аппаратуру, и заставили немедленно покинуть планету. Вот и все, каких-то жалких сорок минут на событие, которое изменило мне жизнь, и свидетелем которого я даже не был, потому что как раз в это время сидел на лекции по сопротивлению материалов.

За эти сорок минут я мог бы простить им и то, что они были самовлюбленными мудаками, и то, что они пестовали свой объединенный комплекс неполноценности чем угодно, кроме полноценности, и даже, прости господи, то, что, повзрослев, большинство из них променяло будущее своих идеалов на прошлое своих отцов. Только одного я не прощу им никогда: типпи вбили себе в голову, что человечество необходимо изменить к лучшему. Как и большинство недотеп, я люблю людей, но не люблю человечество. Стоит признать, что цивилизация у нас получилась так себе. Если бы мне сказали, что я могу помочь человеку, я бы сделал это, не задумываясь. Но когда я слышу о помощи человечеству, я начинаю стремительно деградировать и прячу кошелек.

Серьезно, все проблемы человечества от того, что его постоянно пытаются спасать. Фашисты, экологические маньяки, уравнители, проповедники, диетологи, политики, писатели, монахи и сторонники свального греха. Все пытаются спасти человечество! А надо просто оставить его в покое. Спасите человечество от спасителей человечества, и будет вам счастье.

К чему я это?.. Ах да, типпи. Дело в том, что шериф О`Нилл приходится родным братом моей матери. После института я зашел в его офис. Но дядя был занят, и велел мне посидеть за его столом и подождать. Наверное, он все еще был уверен, что для меня круто посидеть за столом шерифа, не знаю. В общем, я пошел и сел. Мне было скучно, больше того, мне было тоскливо. А на столе лежал пакет, набитый под завязку красными капсулами. Я услышал, как кто-то сказал вполголоса: «Проклятые типпи были закинуты по самые брови этой дрянью. Почему ты дал им улететь, О`Нилл?» А дядя ответил: «Потому что теперь о них будут болтать на каждом углу. А если бы я не вышвырнул их с планеты, их бы еще и увидели. Ты подумал о нашей молодежи? Какой пример эти ублюдки подали бы нашим детям?»

Не знаю, что случилось со мной, но услышав это, я вдруг схватил одну из капсул и сунул ее в рот. Потом я что-то ляпнул дяде в оправдание ухода, и побежал домой. Но не добежал. В красных капсулах был салазарин. Так что следующие несколько часов я общался с Богом (он отвечал на древне-мандаринском, но все же отвечал), пел хором с бордюрными камнями, и усилием мысли двигал отражения в окнах. Не буду отрицать, что позже мне приходилось принимать тяжелые наркотики, но это был лучший трип в моей жизни! В нем было пространство. С тех пор мне стало тесно на родной планете.

Я очнулся в клинике, рядом сидели плачущая мама и отец с серым лицом. Мой старик был славным человеком. Он не стал меня наказывать, он сел и поговорил со мной. Вряд ли он смог меня понять, но потом, когда я решил перевестись на факультет журналистики университета Беты-Массачусетс, он не мешал мне. В отличии от всех остальных.

Ну, а дальше… Дальше было многое. Коммуны типпи, митинги, наркотики, рок-н-ролл, путешествия, много веселого хулиганства и огромный космос… Да, было весело, но стать типпи я так и не сумел. Никак не мог отделаться от мысли, что в своем стремлении спасти человечество они ничем не отличаются от тех, против кого митингуют. Почему-то я знал, что это не проканает. Нельзя на серьезных щах бороться с людьми, которые не умеют искренне смеяться. Это как забивать гвоздь гвоздем. Так что, мы с друзьями выбрали другой метод сопротивления. Мы подняли этот мир на смех. И пусть порой это был смех сквозь слезы, но слезы-то были настоящими!