Трансформация демократии - [74]

Я знаю, что то, что я скажу, вызовет осуждение многих, но для меня это неважно; мне было бы неприятно и тяжело сознавать, что отклоняюсь от опытных данных. Диктатура пролетариата плоха не тем, что это диктатура; напротив, эта форма правления может быть полезна для нации; однако от нее следует отказаться ввиду ее несостоятельности по сравнению с другими диктатурами. При этом не стоит пускаться в моральные рассуждения о происках врагов, ставивших ей палки в колеса и мешавших ее успехам, потому что хорошо лишь то учреждение, которое может восторжествовать над трудностями и победить врагов.

Единство Италии было обеспечено буржуазной диктатурой, которая была хороша в известных пределах не просто потому, что это была диктатура, но поскольку она привела до известной степени к полезному результату. Это нетрудно увидеть, сравнив состояние Италии перед 1859 г. и после мировой войны, потому что она захотела, сумела и смогла победить внутренних и внешних противников и преодолеть поистине грандиозные препятствия, например, в лице папства в Риме, поддерживаемого католицизмом во всем мире.

Фашистское правление хорошо не просто тем, что это диктатура; напротив, оно может быть отвратительным, как любая другая диктатура, при плохом диктаторе; но его результаты до сих пор были превосходными, потому что положение в стране улучшилось по сравнению с периодом красной тирании 1919–1920 гг.

Что нас ждет в будущем? Точный ответ дадут только факты; но не исключено, что прогнозы могут быть сделаны с большой степенью вероятности и они будут благоприятными, если будущее окажется похожим на прошлое.

Впрочем, не следует забывать о серьезных опасностях на этом пути. Некоторые члены движения утратили благоразумие его руководителей, например, пускаясь в международные авантюры, подобные тем, которые привели к краху вторую французскую Империю, злоупотребляя применением силы, допуская произвол. Следовать по правильному пути помогла бы свобода печати.

Есть и другие опасности, прежде всего связанные с теми, кто под личиной дружбы действует (может быть, и невольно) не как друг; кто внешне поступает во благо, вероятно, этого и хочет, но на деле совершает зло.

В частности, вызывает опасения путь, по которому идут, увеличивая налоги на сельских хозяев и собственников или притесняя их другим способом ради выполнения неких моральных предписаний или финансовых заповедей. Сельские хозяева представляют собой главный фактор стабильности нации, поэтому у правительства не остается другого выбора, как либо опереться на них, либо видеть в них подрывные элементы; власть не может сидеть между двух стульев.

Еще один пример. Существует угроза пойти на поводу у католической партии, которая требует больше того, что хочет и может дать, и потому создает немалую опасность, как уже бывало в других странах, в частности во Франции во времена Реставрации и Второй империи, не говоря о других. В Италии эта партия кажется более умеренной, но и она стремится распространить публичную власть за пределы, исторически оправданные с точки зрения пользы для нее и для нации. Восклицания по поводу безнравственной литературы, стремление внедрить католический дух в школу и тем более сожжение протестантских библий являются крайностями, которые пока неопасны, но со временем могут перерасти в нечто напоминающее внутренние миссии французской Реставрации или, если говорить о более близких к нам временах, клерикальные манифестации при президентстве маршала Мак-Магона[179].

История недвусмысленно демонстрирует, что ограничения религиозной свободы сулят скорее неприятности, чем выгоды. Для религиозного чувства вообще гораздо опаснее фанатизм, чем терпимость. Государство должно уважать все религии, в том числе свободомыслие, и ни в коем случае не пытаться навязать какую-либо из них силой. Точно так же если свобода образования может быть ограничена в начальной школе и может быть неполной в средней, то ее нельзя стеснять в университетах и запрещать преподавать в них теории Ньютона, как и теории Эйнштейна, теории Маркса и исторической школы. Я хотел бы добавить, но только чтобы меня не слышали ректоры наших университетов, что с точки зрения логико-экспериментальной науки теории Маркса столь же важны, как и теории многих противников социализма, или присяжных социалистов, весьма ценимых демагогической плутократией и столь удачно высмеянных блаженной памяти Ж. Сорелем, а также теории гуманистов, или толстовцев.

Если я не ошибаюсь, серьезной ошибкой было бы чрезмерное затягивание конституционных реформ, которые рано или поздно должны прийти на смену реформированию избирательной системы и другим подобным мерам, останавливающимся на поверхности и полезным лишь постольку, поскольку они подготавливают коренные перемены, облегчают их и способствуют их оформлению. Однако не следует при этом стремиться к внешним изменениям: наружную форму, чтобы не задевать привычные настроения, лучше сохранять, как было в Древнем Риме и в Новой Англии.

Как я уже отмечал в статье о законности, опубликованной в этом журнале, противники фашизма, требующие определиться с тем, что дозволено и что не дозволено, правы, если говорить о длительном отрезке времени; но они неправы, если настаивают на этом в момент продолжения жестокой битвы. В этот момент дозволено только то, что не грозит поражением, и наоборот.