Транс - [3]

– Значит, на мели, – вздохнул он и показал обладательнице янтарных бус, продолжавшей жаться к стеклу, кукиш.

В зале сидело десятка полтора «чижиков» – так называли старателей-наводчиков: в их обязанности входило отыскивание знахарок; они тянули через соломинку коктейли и лениво переговаривались. В дальнем углу я заметил приятеля и направился к нему, но официантка – Машка – остановила меня.

– Шеф интересуется, – сказала она, хитро прищурившись.

– Принеси хлеба с простоквашей, – попросил я и добавил, что всегда любил простоту эстонской кухни. – Или перловки со сливочным маслом и молоком. Жрать хочу.

– Любовь к простоте у тебя от безденежья, – усмехнулась она, гремя мелочью в кармане передника. – Слышала, как ты в Гатчине погулял… Ладно, – шепнула она, посерьезнев. – Адрес есть. Смотри не продешеви.

И ушла.

Вернулась через минуту и провела меня в кабинет директора. Сам председатель фармацевтического кооператива встретил меня у порога и провел под руку к столу, уставленному лакомствами: «пиппаркоок» – пышки со взбитыми сливками, «ежики» из печеночного паштета, тамус.

– Устраивайся, – сказал он, вытирая желтым шелковым платком лысину.

Видимо, от платка по кабинету распространился запах духов «Лима»; только тренированный нос старателя мог оценить работу чудодея-француза месье Лишара, догадавшегося использовать в парфюмерной промышленности лепестки фригийского розового василька.

Угощение строго соответствовало моему вкусу: значит, разговор серьезный. Очень хотелось есть, но я, сглотнув слюну, поднес ко рту бокал с тамусом, отпил глоток и блаженно прикрыл глаза.

– Старатель ты знатный, – сказал шеф, глядя поверх моей головы. – И дело для тебя… Хорошее дельце, интересное. Можем и аванс соответственный оформить, но… – Он долго жевал губами застрявшее во рту слово. – Ты ешь, ешь. – Он двинул ко мне тарелку с печеньем. – Для тебя же сготовлено.

Я взял шоколадное сердечко с белой глазурованной окантовкой, глотнул тамуса и вновь ощутил приятную свежесть во рту и голове. Печенье привезено от старого Соокмана, лучшего кулинара Таллинна. Только он знает секрет смешения имбиря, кардамона и муската, чтобы получился неповторимый букет, свойственный только этому печенью. Значит, подумал я, шеф кровно заинтересован в моем согласии, иначе зачем посылал гонца к Соокману.

– Тот, кто был у старухи в последний раз, получил мозговую травму. Правда, в этом есть и доля нашей вины: она письменно предупредила об отказе сотрудничать с нами… Жаль Дятла.

– Дятел – опытный старатель, – сказал я, почувствовав пробуждение интереса к делу, но вида не показал. – Раз он не сумел, то… Что она может?

– Шизофрению. Проверено. Кроме того… К нам попала микстура. Представь, если попить этой гадости, можно работать в зонах, пораженных радиацией… Чувствуешь диапазон?.. Автографы поэтов, философов имеет. Орешек, надо сказать, бабка. Раскусишь его, фирма не обидит.

«И автографы, и радиация, и шизофрения – не разыгрывает ли? Да какой дурак откажется от такого адреса?»

– Слушаю твои условия. – Шеф вытер лысину и, не мигая, уставился в бокал с вишневым коктейлем.

Я назвал солидную, по моим понятиям, сумму.

Председатель положил на краешек стола фирменные бланки. Достал авторучку. Видимо, вопрос о гонораре уже обсуждался в Совете. Мне надо было запросить больше, и Машка об этом предупреждала… Мы вписали в договор названную сумму и расписались.

– Звать ее Архелая, по паспорту конечно, а в народе – Анна Боринская. Высшее образование: Киевский медицинский. Ее фамилия упоминается в списках сотрудников… Короче, с известными медиками работала.

В тридцать седьмом уехала в Борино, что под Листенцом… Вот. – Он протянул мне конверт.

– Каким образом она Дятла подловила?

– Покрыто мраком… Вообще-то он в порядке. Но когда разговор о старухе – заикается, несет околесицу. А к ночи, говорят, совсем дурной делается. – Шеф развел руками. – Тебе надо самому посетить его, чтоб понять. Загляни к нему перед отъездом.

Я записал новый адрес Дятла и, взяв причитавшийся мне аванс, распрощался с заторопившимся председателем.

Вошла Машка. Я, встав на карачки, гавкнул на нее.

– Двойственный ты человек, Поляков. То какой-то проститутке тысячу рублей заплатил, чтоб она перед тобой без трусов на коньках побегала, то дураком прикидываешься… Что решили?

– Это видела? – встав, сунул ей под нос пачку кредиток.

– Ни фига себе! – Она потянулась пухлыми руками к деньгам.

– Но-но! – Я погрозил пальцем, пряча деньги за пазуху. – Можешь на коньках стоять? – усмехнулся я.

Она фыркнула и убежала. А ведь согласилась бы. И не за тысячу, а, скажем, за пару-другую сотен. Жадная баба.

Я, икая, встал. Погладил сытое пузо и, допив тамус, перевернул бокал вверх дном, чтоб удача была.

В зале сидел Еремеев, приятель. Подошел к нему.

– Рад?.. Он и мне предлагал, – сказал он, поздоровавшись.

«Интересно, – подумал я, – значит, Еремеев отказался. Но почему? За такое вознаграждение-то!»

– Торопишься… Ты всегда торопишься. Когда-нибудь нарвешься… – Еремеев усмехнулся. – У Дятла голова не хуже, чем у любого из нас, он, к твоему сведению, Настю Тушинскую работал. Тридцать четыре карточки имеет и патенты.