Трамвай на тот свет - [5]

— Внимание! Начинается рабочий день! — прохрипел самый большой зелёный боров, и все свиньи, независимо от пола и возраста, разбились согласно цветам на три большие кучи.

Боров свистнул в висящий у него под лычом свисток, и мраморное корыто начало самопроизвольно наполняться чем-то чёрным и маслянистым.

— Сегодня будет чёрная икра!

— Давно пора — красная уже надоела! — радостно повизгивали жёлтые подсвинки из ближайшей к Сергею жёлтой группы.

Подождав, пока корыто наполнится до краёв, зелёный боров ещё раз свистнул в свисток и погрузил лыч в корыто. Поднялся невообразимый вой, и все остальные свиньи тут же последовали его примеру. Но каким бы большим ни было корыто, вместить лычи всех желающих оно было явно не в состоянии, и свиньи принялись разбрасывать друг друга рылами, пытаясь изо всех сил добраться до заветной икры. Некоторым, видимо, так и не удалось бы её попробовать, но зелёный хряк оттер от центра жёлтого и синего и с разбега прыгнул прямо в корыто, пролив изрядное количество икры на землю. Жёлтый и синий влезли в корыто по обе стороны от зелёного, а остальные кабаны и крупные свиньи старались протиснуться поближе к борову своего цвета и хоть ненадолго опустить лычи в корыто. Подсвинкам досталась икра, пролившаяся на землю, а поросята старательно облизывали основательно измазанные лакомством лычи взрослых.

Наконец вся икра была съедена и зелёный хряк, сытно отрыгнув и довольно хрюкнув, вновь свистнул в свисток. Появился мёртвый дворник и принялся поливать свиней из пожарного брандспойта. Серебров осторожно пробрался назад на улицу Ленина и пошёл дальше.

На площади Свободы горбоносый старик ходил вокруг тумбы для объявлений и старательно оклеивал её со всех сторон какими-то листовками. Решив, что старик не представляет никакой опасности, Серебров подошёл к тумбе и попытался разобрать текст. Но буквы на глазах превращались в какие-то немыслимые иероглифы, и Сереброву удалось прочитать лишь подпись — «БЕСЫ». Только тут он заметил, что у старика из-под седых волос торчат маленькие, ребристые козлиные рожки. Старик клеил листовки без остановки, при каждом круге наклеивая новые листы на предыдущие, которые он наклеивал несколько минут назад. Увидев Сереброва, старик недовольно поморщился и протянул Сергею пачку листовок и кисть с клеем:

— Помогай.

— Извините, но мне это не нужно, — возразил Сергей.

— Это всем нужно! Это нужно организации! — важно сказал старик, но настаивать не стал и продолжил работу в одиночку.

Чем больше он ходил вокруг тумбы, тем больше листовок становилось в пачке, которая лежала у него в переброшенной через плечо синей спортивной сумке.

Подождав, пока старик окажется на другой стороне тумбы, Серебров осторожно отошёл в сторону, перебежал через площадь Свободы и проспект Фрунзе и прыгнул в откос, ведущий в яму с амфитеатром.

Чаша была заполнена до отказа, и зрители (скорее всего тоже мёртвые, но из-за удалённости Серебров не мог определить этого наверняка) радостно смотрели на сцену, с которой время от времени поднимались яркие, разноцветные пузыри. Поднявшись вверх, пузыри на мгновение замирали, а затем с громким звоном лопались на тысячи ярких звёздочек салюта, озаряющих весь амфитеатр. Полюбовавшись на фейерверк, Серебров стал думать, что делать дальше. С одной стороны нужно было попасть в конец Фрунзе, чтобы попытаться отыскать злополучный трамвай-«тройку». С другой же — его непреодолимо тянуло домой.

Поднявшись на проспект, Серебров нерешительно остановился возле телефонной будки. Внезапно вверх взлетела тяжёлая крышка ближайшего канализационного люка, затем рухнула на асфальт, выбивая десятки искр и, со звоном покрутившись вокруг своей оси, наконец замерла как раз на середине проезжей части. «Так и голову пробить может», — раздражённо подумал Сергей и подошёл к люку. Из люка высунулась голова гигантской змеи. Жёлтые, немигающие глаза с ненавистью уставились прямо на Сергея. Сереброву хотелось бежать, но он стоял словно вкопанный, будучи не в силах пошевелиться под страшным, гипнотизирующим взглядом твари. Змея зашипела и бросилась на Сергея. Серебров едва успел увернуться, но гигантские клыки всё же подрезали ему мочку уха. Взвыв от боли и ужаса, Серебров обхватил голову руками и побежал прочь. Тёплая кровь стекала по спине за шиворот, и вскоре спина стала мокрой.

Серебров бежал, не разбирая дороги, и сам не знал, куда он бежит. Дома и деревья мелькали сплошной пёстрой лентой, но страх, пронизывающий всё тело, не позволял ни на секунду расслабиться или остановиться до тех пор, пока Серебров, потеряв сознание, не рухнул навзничь прямо в кучу собранных кем-то осенних листьев.

Очнувшись от холода, Сергей первым делом потрогал разорванное ухо. Кровь уже не шла, однако мочку жгло нестерпимым огнём. Осмотревшись, Серебров неожиданно понял, что лежит в куче листвы возле своего подъезда. Вокруг было тихо. Даже слишком тихо. Лишь ветер лениво покачивал берёзы, ещё не успевшие полностью сбросить листву. Фонари слабо освещали двор. Всё было слишком обыденным, и Серебров решил, что всё происшедшее ему просто почудилось. «Может, избили и обокрали, а мне всякая чертовщина мерещится?» — досадовал Сергей и, тяжело поднявшись на ноги, отряхнул одежду и пошёл к себе. На лестничной площадке ярко горела лампочка, а за дверью на первом этаже, как обычно, злобно зарычал соседский дог. Всё было, как обычно, но всё же Серебров никак не мог в это поверить и прийти в себя.