Трактирщица - [3]

здесь ничего и не надо, а в дороге деньги — только обуза. Так

что, по рукам?

— По рукам! — засмеялась Хозяйка, и действительно ударили

по рукам. Ее рука умела быть и по-мужски твердой.

— Мое имя Тири, можешь так и звать. А тебя как зовут, певец?

— Когда как: Дик Найтингейл, Певчий Странник, Дик Соловей…

— И вправду соловей! — крикнули из зала. — пока молчит,

вроде и глядеть не на что, а как запоет — закачаешься!

Дик повернулся к слушателям:

— Ну что, кому сколько не жаль за стол и крышу над головой

для меня?

Град монет обрушился на стойку, — медь и серебро, но явно

достаточно, чтобы покрыть даже запрос Гримзи, который смотрел

на деньги, потеряв дар речи. Впрочем, Дик смотрел не на

Гримзи, а на Хозяйку. А та смотрела не на деньги, а на певца:

— Ты сказал, Дик, что эта песня — не твоя. Значит, обычно

свои поешь? Сам и сочиняешь?

— Стараюсь, Тири.

— А свое спеть что-нибудь можешь?

— Ну конечно! — и Дик вновь повернулся к залу.

— Спасибо всем, что так щедро оценили мои старания! А уж я

постараюсь не разочаровать вас и дальше. Сейчас спою вот такую

"Дорожную песню одинокого рыцаря". Рыцарь-то одинокий, но

подпевать никому не возбраняется. Попробуем?

По тревожной стране,

На надежном коне,

Я в неблизкий отправился путь,

Чтобы встретиться с ней,

Милой леди моей,

И в глаза ее только взглянуть…

Далека дорога, опасна, и все же

Для бродяги-рыцаря беды — не в счет!

Песня мне в подмогу, и конь мой — надежен,

Да и сам я стою чего-то еще!

И опять люди радостно отдались колдовской власти песен, а

Дик радостно ощущал слияние с этим залом, с этими людьми,

которых его песни превращали в единое существо. Единым ритмом

пели их голоса, стучали их сердца… Зал стал его очень

близким другом, понимающим с полуслова, подхватывающим с

полустрочки… И Дик понимал и чувствовал биение недавно чужих

сердец, стремление прежде чужих мыслей.

"Мы об одном всю жизнь мечтаем:

Быть понятым и понимать.

Мучительно в других врастая,

Снять отчуждения печать,

Чтоб благодарно замолчать,

В глазах чужих себя читая…." **

Чужие слова, но настолько верные, что грех не повторить.

Разве не в том состоит его, Дика Найтингейла, работа и

призвание?

…Песни сменяли одна другую. Дик порой освежал пересохшее

горло парой глотков вина, иногда давал небольшую передышку

отвыкшим от таких нагрузок пальцам, пока занимал слушателей

забавными историями — и подлинными случаями из своей бурной

жизни, и откровенными выдумками. Но все время он не давал

расслабиться и заскучать ни себе, ни слушателям, а их вскоре

набился полный зал, даже дышать стало нечем, и распахнули все

окна. За этот вечер трактир собрал, наверное, выручку обычной

недели, если не месяца. Но это пускай Гримзи подсчитывает, а

Дик свой успех измерял в голосах, взглядах, душах…

Правда, восторг слушателей мог выражаться и совсем

неожиданным образом. Какая-то веснушчатая девица с волосами

соломенного цвета прыгнула Дику на колени, обняла за шею:

— Ты такой славный, так зашибательски поешь! А меня зовут

Фанни. Хочешь, я тебя поцелую?

Толпа захохотала. Дик совершенно растерялся, подыскивая для

отказа слова повежливее, но достаточно действенные. Девицу за

рукав оттаскивал в сторону побагровевший от смущения парень.

Его волосы были вовсе соломенными, не только по цвету -

торчали, как из копны, — а руки напоминали грабли. Парень

бормотал: "Вы на Фаньку не обращайте внимания, мастер певец,

она у меня уж такая с причудами, а так она хорошая…" Эта

дурацкая сцена грозила затянуться надолго, если бы не Тири.

Она раздвинула толпу, как полотнища занавесок, и ее глаза были

уже не зелеными — темными, как предгрозовое небо, и не дай бог

оказаться под такой грозой! Она была — Хозяйка, и ей

достаточно было произнести только — "Брысь! Не мешай ему,

бесстыжая!" — чтобы девица словно в несколько раз уменьшилась

в размерах, пискнула что-то виноватое и юркнула в толпу

испуганной мышкой. Тири снова отступила к своей стойке, но в

послегрозовом затишье Дик услышал за спиной произнесенное

вполголоса: "Э, а Хозяйка-то, видать, сама на певца глаз

положила!" И Дик почему-то не возмутился от болтовни, ему даже

захотелось предположить, что в этой нелепице что-то есть… Но

он вернулся к песням.

Как обычно, за песнями он потерял счет времени. В какой-то

момент зажглись свечи, а за окнами уже давно была непроглядная

темнота, и вдруг на певца лавиной навалилась усталость.

Сколько он прошел сегодня, или это было вчера? Когда он спал

прошлый раз, сколько и в каких условиях? Эти вопросы

неожиданно обрели значение, нахлынув вместе с непреодолимой

зевотой. Наконец он запнулся посреди хорошо знакомой песни,

пытаясь вспомнить, что же это он поет? На помощь пришла Тири.

— Ну все, пора и про совесть вспомнить, — сказала Хозяйка.

— человек прямо с дороги, измотался, а мы насели,

обрадовались… И то сказать, давно мы такого не слышали, но

ведь не последний же раз! Пускай соловушка наш отдохнет,

отоспится, а завтра приходите, мы его снова послушаем.

Правильно? Пойдем, менестрель, покажу твой приют…

Она взяла свечу и решительно направилась к лестнице, Дик

сонно поплелся следом, но быстрый темп ходьбы заставил его

проснуться. На крутой лестнице женщина подобрала юбку, и ее