Трагедия с «Короско»; Капитан Шарки; Морские рассказы; Родни Стоун; Рассказы о боксе - [152]

Мастер навис над поверженным противником, готовясь добить его, как только он начнет вставать.

— Назад! Назад! — крикнул рефери.

Мастер отошел к канату, опустив руки, но собранный и готовый к немедленной атаке. Хронометрист начал счет. Если на «десять» Монтгомери не поднимется, бой закончен. Бартон в своем углу выказывал все признаки отчаяния. Голос хронометриста доносился до Монтгомери, как сквозь вату:

— Три… четыре… пять…

Монтгомери приподнялся, опираясь на руку.

— Шесть… семь…

Он встал на колени. Голова кружилась, слабость разлилась по всему телу, но он знал, что все равно встанет.

— Восемь…

Встал.

Мастер накинулся на него и принялся молотить обеими руками.

Зал затих, предвидя неизбежный печальный исход. Теперь уже большинство сочувствовало Монтгомери, глядя, как не желает сдаться человек, положение которого безвыходно.

Удивительная все-таки вещь наш мозг! Монтгомери был оглушен, соображал с трудом, замедленно, и вдруг само собой из глубины памяти всплыло то единственное, что могло его спасти, — рассказ мальчика о якобы слепом левом глазе Мастера. А ведь с виду ничего не заметно. Монтгомери кинулся влево, но драйв в плечо чуть не сбил его с ног. Мастер крутанулся на своей покалеченной ноге и снова был перед ним.

— Бей его, бей! — завопила Анастасия.

— Придержите язык! — сделал замечание судья.

Мастер проявлял редкостные проворство и ум, не давая Монтгомери уходить влево. В какой-то момент он развернулся и нанес ему прямой удар в лицо. Второй раз Монтгомери свалился на пол, не сумев сдержать стона. «На этот раз — все, — думал он с горечью, слепо шаря руками по полу. — Мне не подняться». Но ускользающее сознание опять ловило как бы издалека доносящийся счет:

— Один… два… три… четыре… пять… шесть…

— Время! — раздался голос судьи.

Зал взорвался. Болельщики Мастера просто взвыли от разочарования. Другая сторона заглушала их радостным воплем. В самом деле, у них появилась надежда. За четыре секунды их боксер ни за что не оправился бы, а теперь у него впереди целая минута.

На этот раз рефери не пытался утихомирить зал, а, напротив, наблюдал эту картину с довольной улыбкой. Его цилиндр и спинка судейского стула достигли предела в своем наклоне назад — еще секунда и упадут. С хронометристом он обменялся понимающим взглядом. Тэд Бартон и второй секундант подняли бесчувственного Монтгомери и усадили на стул в углу. Его голова бессильно свисала, и казалось, шансов привести его в себя нет, но от вылитой на голову холодной воды его пробрала дрожь, а потом он стал бессмысленно озираться вокруг.

— Ура! Очухался! — раздались крики. — Вот это крепыш! Так держать!

Несколько капель бренди, которые влил ему в рот Бартон, прояснили сознание. Монтгомери мог уже оценивать свое положение и не надеялся продержаться хотя бы раунд. Но тут прозвучало: «Секунданты, с ринга! Время!»

Мастер немедленно вскочил со стула.

— Не подпускай его близко! Устрой себе передышку, — успел прошептать Роберту Бартон, и Монтгомери шагнул навстречу своей судьбе.

Он усвоил и второй урок. Больше он не даст Крэгсу обмануть себя и заманить на ближний бой. Надо избавить себя от риска получить еще такой же удар — он его не выдержит.

Мастер, судя по всему, решил не упускать преимущества и бешено атаковал, работая обеими руками. Монтгомери довольно удачно уклонялся. Ноги его снова стали послушными и надежными, сознание и зрение прояснились, восстановилась быстрота реакции.

Зрителю, обладающему некоторым воображением, могло представиться, что тяжелый неповоротливый броненосец пытается залпом из всех бортовых орудий накрыть небольшой фрегат, а тот, стремительно маневрируя, уходит из-под огня.

На протяжении трех раундов Мастер исчерпал весь свой арсенал трюков; разыгрывая усталость и переходя затем в стремительную атаку, он выложился до конца. Между тем к Монтгомери силы возвращались. Боль отступила куда-то. Весь первый после нокдауна раунд, следуя совету Тэда, он довольствовался тем, что уходил от ударов. Во втором раунде он позволил себе резкие и легкие контратаки. В третьем бил, как только противник приоткрывался.

Теперь после каждого раунда свое одобрение выражали не только его болельщики, но и литейщики — ведь для всех этих людей не было пристрастия выше спорта, и в этом они были бескорыстны. Их воображение, не слишком-то развитое, честно говоря, поражал этот юноша, в своем стремлении победить ставший выше самого себя.

Тем временем настроение Мастера достигло последней стадии свирепости. Три раунда назад он считал победу обеспеченной, а тут, на тебе, начинай сначала. Но этот мальчишка, казалось, с каждым раундом становился сильнее. К пятнадцатому раунду Роберт почувствовал, что дыхание его полностью восстановилось, а руки и ноги как будто налились силой. Однако Анастасия заметила кое-что новое в его поведении и поспешила поделиться своим наблюдением с Мастером.

— Вот теперь только по-настоящему дает себя знать твой удар по ребрам, Сайлас, — шептала она в перерыве. — Иначе зачем бы ему бренди? Давай, дожимай его, мой дорогой!

Монтгомери и вправду в это самое мгновение сделал хороший глоток из фляжки Бартона. Лицо его слегка порозовело, а взгляд как-то странно сосредоточился на одной точке. Рефери взглянул на него внимательно, а трактирщик Пэрвис, встревоженный этим неподвижным взглядом своего боксера, крикнул: