Трагедия русского Гамлета - [110]

Подданным объясняли вредные последствия украшения домов березками в Троицын и Духов день (регламентация, которой занимались в России урядники еще в 80-х годах XIX столетия); повелевалось во время летних работ не пить колодезной воды, а смешивать ее с уксусом, приказывалось не позволять детям есть болотные и луговые травы без разбору, ибо между ними есть ядовитые, и т. д. и т. п. Приказы подобного рода сыпались на подданных дождем и заставляли Екатерину высказаться об Иосифе перед смертью: «О союзнике моем я много жалею, и странно, как, имея ума и знания довольно, он не имел ни единого верного человека, который бы ему говорил: пустяками не раздражать подданных; теперь он умирает ненавидим всеми». Точно сказано о Павле I! И он, «имея ума и знания довольно», по ложной системе «пустяками раздражал подданных»…

Хотя Иосиф и умер от болезни, естественной смертью, но проживи он еще немного — страшные последствия его деспотизма во имя общей пользы сказались бы с разрушительной силой. Взрыва можно было ожидать каждый день.

Аналогично у Павла и Иосифа то, что оба раздражили и восстановили против себя вельмож, пользовавшихся привилегиями при долгом женском правлении. За 40-летнее царствование мягкой и милостивой Марии-Терезии привилегированный класс привык к щедрой раздаче подачек и к тому, что правила и законы не для них написаны. Иосиф сократил пенсии, причем, дабы оправдать свой образ действий, он открыто объявил покойную родительницу расточительницей. То же почти сделал Павел, указывая в актах на дефициты, созданные царствованием его матери. Иосиф II обременял себя массой пустячных дел, как Фридрих и Павел. Он работал с утра до ночи, по 18 часов в сутки, и положительно уходил себя и умер от полного истощения сил. Преследуемый неудачами, Иосиф стал подозрителен, угрюм и раздражителен. Заметно было, что все испытывают панический страх перед ним. Он требовал, как и Павел, экономного образа жизни от своих подданных. Число общественных балов во время мясоеда было сокращено до двух. Жизнь в легкомысленной и веселой прежде Вене стала однообразной и монотонной. Полная аналогия с Павлом I! Последние дни Иосифа были мучительной агонией. «Все, что он любил, и все, чем он дорожил, — говорит русский исследователь его царствования, — было у него отнято. Живой по характеру — он не мог и двинуться; изнывавший без работы — он с трудом лишь подписывал бумаги; властный и строгий — он кругом видел бунт и неповиновение; славолюбивый — он погубил свою армию; страстно преданный общему благу — он чувствовал, что все его ненавидят».

И те немногие, которые о нем сожалели, выражали это в форме, совершенно подобной доброжелательным словам о Павле I: «О, если бы государь остался таким, каким он хотел быть, судя по данной им в начале царствования присяге! Тогда его желания стали бы для народа законом, а теперь все делается насильно и по принуждению». На начало царствования Павла, столь разошедшееся с концом, указывают и те, которые хотели хотя бы что-либо сказать в его пользу…

Три главные партии боролись за обладание волей Павла: французских легитимистов, бонапартистов и английская партия, как называет барон Гейкинг. Но так как легитимисты сами шли на помочах политики английского премьера, то можно сказать, что судьбой Павла распоряжались последовательно только две партии: партия Наполеона Бонапарта и партия Вильяма Питта — ганноверская партия.

Барон Гейкинг в записках своих дает полную схему борьбы этих партий и называет всех главных представителей, так сказать «лидеров» этих партий.

Немедленно по восшествии на престол Павел вызвал в Петербург барона Гейкинга и назначил его президентом Юстиц-коллегии. Женатый на дочери начальницы Смольного, де Лафон, Гейкинг принадлежал к партии Нелидовой и императрицы Марии Феодоровны, в рядах которой были еще Куракины, Буксгевден, Ховен и французские эмигранты. Эта партия первой коалиции европейских держав против революционной Франции, созданной гением Вильяма Питта. В январе 1797 года Павел учреждает особый департамент по делам католиков при Юстиц-коллегии. Дела католиков подчиняются лютеранину барону Гейкингу; против этого начинает действовать митрополит Могилевский, тем более что барон Гейкинг, как это видно из собственных слов его, задумал наложить руку на доходы католической церкви в России. Опасаясь якобинского духа немецких университетов, Павел выразил желание, чтобы в пасторы не посвящались лица, воспитывавшиеся в этих университетах. Но где же тогда подготовлять пасторов? Гейкинг указал, что у католиков есть университеты и семинарии в Вильне, Шеве, Могилеве, есть и средства. Но у лютеран и кальвинистов их нет. Гейкинг просил разрешения запросить от Юстиц-коллегии католических епископов о состоянии и средствах их семинарии. Павел разрешил. Запрос разослан, и, конечно, епископы всполошились, отлично понимая, к чему идет дело. «С этого времени, — говорит Гейкинг, — начинается тайная интрига против меня, которая заставила меня удалиться из Юстиц-коллегии». Во главе интриги стоял римско-католический архиепископ Могилевский, который, по уверению барона Гейкинга, «начал свою карьеру гусарским офицером и лютеранином».