Трагедия ордена тамплиеров - [38]

По истечении этого срока Моле вновь предстал перед комиссией и заметил там Ногаре. При виде советника Филиппа Красивого великий магистр изменил свое решение: он заявил, что будет говорить только в присутствии Папы. Он пожелал, чтобы Святой Отец выслушал его как можно скорее, потому что только тогда «он расскажет по мере своих сил то, что послужит к чести Христа и Святой Церкви».

Папа так никогда его и не выслушал.

Прежде чем выйти из зала совета, Моле остановился и воскликнул, что в мире нет церквей, где имелось бы больше украшений и реликвий, чем церкви ордена Храма, и где бы с большим благоговением служили мессу. Он добавил, что ни один орден не подает более щедрой милостыни, чем тамплиеры. Наконец он отметил, что ни одно христианское войско не пролило столько крови ради триумфа веры, как тамплиеры.

Эти аргументы были достаточно существенны, но в целом подобное заявление доказывает, что Жак де Моле был весьма простым человеком, каким его и описывали. Он не был неуравновешенным, но не мог составить четкую картину происходящего: его защитная речь не имеет никакого веса, никакого размаха. Тот, кто должен был стать первым защитником ордена Храма, явно растерялся.

Члены комиссии ответили, что все эти добрые дела без веры бессмысленны. Моле возразил, что тамплиеры твердо верят в то, чему учит Церковь. Поэтому они сражались против сарацинов, против турок и мавров.

В завершение он попросил позволения присутствовать на мессе, что было ему разрешено.

Другие сановники ордена проявили не больше отваги. Они также боялись пыток и смерти. Они прибегали к уверткам, тянули время, но не защищали орден.

Королевский клан скинул с плеч тяжкий груз. Если уж сам великий магистр отказывался от борьбы, не стоило опасаться какого-либо серьезного сопротивления со стороны других тамплиеров. Тиски сразу разжимались: тамплиеров, желавших защищать орден, теперь были готовы доставить в Париж.

Продолжение работы отложено комиссией до 3 февраля будущего года. В течение нескольких недель появилось такое большое число тамплиеров, желавших защищать орден, что члены комиссии не успевали всех выслушать.

28 марта они собрали пятьсот сорок шесть тамплиеров и предложили им назначить двух или трех делегатов, которые через несколько дней будут выступать от имени остальных. Вначале тамплиеры протестовали, говоря: «Почему не выслушать нас всех? Когда нас подвергали пыткам, нас не спрашивали, хотим ли мы, чтобы нас мучили?» Наконец они согласились и их выбор пал на двух братьев, Рено де Провена и Пьера де Болонья, прокурора ордена при папском дворе. Между тем нотариусы записали заявления узников, касающиеся плохого обращения, скудости дневного пайка, лишения их возможности причащаться, отсутствия одежды и пр. Какие только лишения не постигли гордых тамплиеров! Все эти бесхитростные люди были сбиты с толку; они ничего не понимали в приемах расследования. Они знали лишь одно: они хотели защищать орден, потому что он был невиновен.

7 апреля девять делегатов от тамплиеров явились к членам комиссии, чтобы объяснить им, что орден не мог назначить поверенных без одобрения великого магистра. Однако они хотели защищать свое братство.

На 2 мая уже набралось 573 тамплиера, решивших выступить на защиту ордена. Они происходили из самых разных областей. Кервин де Леттенхов приводит имена нескольких фламандских тамплиеров, назвавших себя защитниками ордена Храма: Гозвенн Брюггский, командор Фландрии, Жан де Фюрн, Жан де Слейп и Гобер де Маль.

Отметим среди самых интересных свидетельств то, что принадлежит Пьеру де Болонья, главному защитнику ордена, упрекавшего членов комиссии в применении пыток и других средств воздействия, используемых для того, чтобы вырвать признание у обвиняемых: «Это дело вдруг стало беззаконным и несправедливым, – говорит он. – Это всего лишь жестокое заблуждение, непростительная ошибка. Большое число людей умерло в тюрьмах и под пытками, другие остались навеки искалеченными; многие были вынуждены оболгать самих себя и свой орден. Эти жестокости и мучения полностью лишили их возможности поступать по доброй воле… Чтобы подтолкнуть их ко лжи, к даче ложных показаний, им показывали письма, скрепленные печатью короля и обещавшие им сохранить в неприкосновенности их тело, их жизнь и свободу; им обещали полностью позаботиться о том, чтобы они были обеспечены на всю жизнь; впрочем, их убеждали, что орден окончательно обречен».

Пьер де Болонья предложил комиссии выслушать свидетельство Адама де Валленкура, тамплиера, некоторое время назад покинувшего орден с целью стать монахом-картезианцем. После недолгого пребывания в картезианском монастыре Валленкур вновь вернулся к тамплиерам. Если бы орден действительно был порочен, подобное возвращение в орден Храма невозможно было бы объяснить, тем более что для возвращения туда картезианцу потребовалось пройти через процедуру покаяния. Ему пришлось предстать перед воротами ордена Храма в одной рубашке, и целый год есть с земли. Помимо этого по средам и пятницам он должен был поститься, питаясь только черствым хлебом и водой. Каждое воскресенье он получал несколько ударов бичом от священника, ведущего службу. Неужели он бы принял такое тяжелое наказание, если бы орден вел недостойную жизнь? Его горячее желание вернуться туда говорило в пользу ордена Храма. Итак, как говорил Пьер де Болонья, нужно было выслушать этого бывшего картезианца; в случае необходимости он бы сам объявил о невиновности ордена всему христианскому миру.