Трагедия капитана Лигова - [229]

Ясинский сел за письменный стол и начал быстро писать: «Мистер Дайльтон!..»

Через час Владислав Станиславович позвал горничную и протянул девушке конверт: — Немедленно сдайте на почту! — Слушаюсь, Владислав Станиславович! Ясинский запер за ней дверь кабинета, достал из своего погребца бутылку коньяку и налил большой бокал…

…В доме Ясинских собрались обедать. Стол уже был накрыт, а Владислав Станиславович все еще не выходил из кабинета. Госпожа Ясинская приказала горничной:

— Позови хозяина. Вечно он опаздывает. Горничная осторожно постучала в дверь:

— Владислав Станиславович, барыня просят к столу. Кабинет ответил молчанием. Горничная постучала вновь — все та же тишина. «Спят, будить придется». — Горничная повернула ручку и открыла дверь.

— Владис… — Девушка не договорила, широко открыла от ужаса глаза и медленно попятилась назад, размахивая перед лицом руками. Побледневшие губы шептали:

— Не надо, не надо…

Откуда-то сверху вытаращенными глазами на нее смотрел хозяин. Голова его неестественно свесилась на правое плечо…

2

К началу осени Тамара поднялась с постели. Здоровье ее быстро поправлялось. Она уже помогала Насте по хозяйству, но больше времени проводила с сыновьями Северова. Мальчики росли бойкие, живые, немного угловатые. Сказывалось отсутствие материнского влияния. Алексей Иванович, занятый заводом, мало уделял внимания и учению сыновей.

Тамара Владиславовна стала их учительницей. Каждый день она занималась с ними дома, а затем уходила на прогулку в лес или на берег моря. За Сонечку молодая женщина была спокойна: Настя следила за девочкой лучше самой матери.

— А куда мы сегодня пойдем? — спрашивал Иван, складывая тетрадки.

— В Душкино, — потребовал Геннадий. — Там церковь строят.

— Нет, сегодня мы далеко не пойдем. — Тамара подошла к окну и посмотрела на бухту, точно покрытую чешуей, которую рвали гребни небольших волн.

— День сегодня ветреный. — Тамара следила за мелкими облаками, которые, догоняя друг друга, проносились над долиной.

Где-то между стеклами пробивался с тонким свистом ветерок, навевая тоску. Тамара распахнула форточку, в комнату ворвался шумный, остро пахнущий морем и сухими травами ветер, перебрал ее пушистые волосы, сбросил со стола листок бумаги, зашелестел страницами открытой книги, распахнул дверь в столовую и исчез.

— Ух, какой! — Иван спрыгнул со стула, подбежал к окну, подставил ветру свое смуглое лицо.

— Сквозняк. Закройте двери! — крикнула Тамара и захлопнула форточку.

— Гулять, гулять, — настойчиво повторял Иван. Геннадий молча, задумчивым взглядом просил Тамару о том же.

— Хорошо. Вы видели, как делают бочки? — хитрила сама с собой Тамара. Ей хотелось быть у самого моря, у воды, следить за волнами, которые набегают на берег, омывают осклизлую, чуть позеленевшую пристань завода, и думать о том, что, быть может, какая-то из этих волн встретилась с «Геннадием Невельским».

Вторые сутки, как суда подняли якоря в бухте Гайдамак и ушли с полными трюмами ворвани и уса. Ушел с ними и Северов, чтобы купить необходимое оборудование для завода. Тамара Владиславовна осталась хозяйкой затихшего предприятия. Рабочие завода вновь, обратились в крестьян, ушли в село помогать в уборке хлеба, корейцы с Ен Сен Еном строили фанзы для приехавших семей. Корейцы селились вверх по реке, в стороне от поселка, своей колонией.

На заводе было тихо, и только из сарая на косе доносились с утра до вечера визг пил, стук молотков, шуганье рубанков. Бочонков под ворвань требовалось много. Работа в бондарной не прекращалась. Там был веселый неунывающий Устин Григорьевич Кошкарев. Тамаре он сначала не понравился: маленький, с тощими, точно выщипанными усами и бородкой. Но стоило взглянуть в его умные зеленые глаза с добрыми морщинками вокруг, и забывалась неказистая внешность. Тамаре нравились встречи с этим пожилым человеком. Решила она побывать в мастерской и сегодня.

— Вот видите, какие вы нелюбопытные, — выслушав ответ мальчиков, укоризненно погрозила она пальцем. — Даже не знаете, как бочки делают. Человек должен знать как можно больше, а особенно о том, что его окружает. Ну, сначала обедать, а затем надевайте курточки и пойдем на косу. Сейчас мыть руки.

Мальчики убежали на кухню с веселыми криками:

— Настя, Настя, скорей кушать. Мы идем бочки смотреть!

Тамара улыбкой проводила мальчуганов. «Скоро вот и Сонечка так же будет бегать, — шевельнулось в ней радостное чувство, но тут же покачала головой: — нет, еще долго ждать. Ждать!» Как часто приходится ей ждать. Молодая женщина посмотрела на бухту и нахмурилась.

По тропинке к дому поднимался Абезгауз. Как аккуратен этот немец. К столу является всегда точно. И хотя он был любезен, но разговаривать с ним Тамаре было в тягость. Сторонились его и дети. Петер делал вид, что не замечает отчужденности, подолгу засиживался, рассказывал о своих плаваниях, курил. «И зачем Георгий предложил штурвальному столоваться у нас? — недовольно подумала Тамара, но тут же ей стало стыдно: — Господи, кажется, я становлюсь несносной. А где же ему, больному, столоваться. Не у рабочих же».

Опираясь на трость, вырезанную из орешника, Петер шел медленно, задумчиво. Торопиться было некуда, а подумать есть о чем.