Траектория краба - [25]

Пытаюсь представить себе, как мой сын, худой и долговязый, в очках и с кудрявой шевелюрой, в своем норвежском свитере, выглядел среди бритоголовых. Он, предпочитающий любому алкоголю фруктовые соки, среди здоровенных парней, вооруженных пивными бутылками. Он, со своим по-юношески высоким, постоянно срывающимся голосом, среди заглушающих его зычных глоток. Он, одиночка, среди удушливого пота человеческих тел.

Нет, он не пытался подстроиться под них, остался чужим в этой компании, отталкивающей от себя любое инородное тело. Он никогда бы не опустился до ненависти к туркам, до избиения негров в качестве времяпрепровождения на досуге, до оголтелой вражды к азиатам. Поэтому в его выступлении не прозвучало призывов к насилию. Описывая убийство в Давосе, он с бесстрастностью криминалиста детально проанализировал мотивы преступления, и хотя указал, как это делал в своем сайте на «всемирное еврейство» и «связанных родственными узами еврейских плутократов», которые, по его мнению, стояли за убийством, однако в заготовленном тексте его выступления отсутствовали как брань в адрес «еврейских свиней», так и призывы «покончить с жидами». Даже требование восстановить мемориал на южном берегу Шверинского озера, «на том же самом месте, где он был сооружен в 1937 году в честь Мученика», было сформулировано в виде ходатайства, выдержанного в духе общепринятых демократических норм. Но когда он предложил юридически оформить его как гражданскую инициативу, адресованную мекленбургскому ландтагу, в ответ раздался издевательский хохот. Жаль, что там не было матери.

Конни справился с этим и перешел к истории корабля, начав с его спуска на воду. Сообщая о целях и задачах организации «Сила через радость», он допустил излишние длинноты. Зато определенный интерес среди собравшихся любителей пива вызвал его рассказ о том, как лайнер, переоборудованный под плавучий госпиталь, использовался армейскими и флотскими соединениями при оккупации Норвегии и Дании, тем более что в числе перевозимых раненых бывали и «герои Нарвика»[18]. Но так как после победоносного захвата Франции до операции «Морской лев», то есть высадки в Англии и соответственно использования лайнера в качестве военного транспорта, дело не дошло, то на очереди оказалась скучная информация о затяжной стоянке «Вильгельма Густлоффа» в Готенхафене, и эта скука передалась слушателям.

Сын не сумел завершить свое выступление. Раздались крики «Кончай болтать!» и «Хватит сопли жевать!», застучали по столам пивные бутылки, поэтому дальнейшую судьбу лайнера, его путь к гибели удалось изложить лишь очень коротко, только до торпедной атаки. Конни проявил выдержку. Все-таки хорошо, что мать отсутствовала. Единственно, чем мог утешиться мальчик, которому еще не исполнилось и шестнадцати, это тем, что в его распоряжении оставался Интернет. Продолжились ли в дальнейшем его контакты со скинхедами, неизвестно.

Он не вписывался в их компанию. Вскоре после этого события Конни принялся готовить доклад, с которым собирался выступить перед преподавателями и учениками своей мёльнской гимназии. Но пока он еще не получил отказа, который не позволил ему обратиться к новой публике, у меня есть возможность пойти по следу дальше и поведать о судьбе «Вильгельма Густлоффа» в годы войны: поступавших раненых оказалось для плавучего госпиталя недостаточно, поэтому он вновь был переоборудован.

Лайнер выпотрошили. К исходу ноября 1940 года исчезла рентгеновская аппаратура. Операционные залы были демонтированы, амбулаторное отделение тоже. Медицинских сестер на борту не осталось, уже не стояли рядами госпитальные койки. Вместе с большинством гражданских членов экипажа были списаны с корабля врачи и санитары, их перевели на другие суда. В машинном отделении сохранили лишь тех, кто был нужен для профилактических работ. Вместо главврача командование теперь принял офицер-подводник в чине корветтенкапитана[19]; он стал начальником второго учебного дивизиона для подводников, а корабль превратился в плавучее общежитие и училище, накрепко, впрочем, пришвартованное к причалу. Капитан Бертрам оставался на борту, однако ему больше не приходилось прокладывать курс. Если судить по доступным мне фотографиям, выглядел он вполне импозантно, но его роль, так сказать, резервного капитана была по сути второстепенной. Ему, опытному моряку торгового флота, было непросто привыкнуть к требованиям военного устава, тем более что на судне все переменилось. Вместо портретов Лея появились обрамленные фотографии гросс-адмирала[20]. Курительный салон на нижней прогулочной палубе стал офицерской кают-компанией. Большие столовые предназначались теперь для кормежки унтер-офицерского и рядового состава. В помещениях носовой части обитала и питалась оставшаяся часть гражданского экипажа. Утратив свою «бесклассовость», «Вильгельм Густлофф» застыл у причала польского портового города Гдыня, которому с началом войны было повелено именоваться Готенхафеном. Застыл на целые годы.

На его борту квартировали четыре роты учебного дивизиона. Имеющиеся у меня документы, которые, кстати говоря, дословно приводятся в Сети и дополнены иллюстрациями — мой сын воспользовался тем же источником информации, которым теперь пользуюсь я, — свидетельствуют, что, будучи опытным подводником, корветтенкапитан Вильгельм Цан ввел весьма жесткую систему подготовки прибывших на обучение добровольцев. На трехмесячные курсы для подводников поступали все более молодые матросы, к концу войны брали уже семнадцатилетних. Многим из них наверняка было суждено погибнуть, будь то в Атлантике или Средиземном море, а позднее в походах по самым северным маршрутам к Мурманску, по которым плавали американские конвои с военными грузами для Советского Союза.