Традиции чекистов от Ленина до Путина - [3]
В сущности, категория «чекист» всегда содержала в себе элемент тайны. Чекист никогда не был нейтральным представителем государства. С самого начала он был наделен сакральными атрибутами, мистическим значением и аурой тайны, которая возникла отчасти по причине свойственной чекистам жестокости, отчасти вследствие культа революции[17]. Подобный образ чекиста был коллективным детищем поэтов и писателей молодого Советского государства, многие из которых были болезненно очарованы только что созданными советскими органами безопасности. Писатель Исаак Бабель, как известно, называл чекистов «святыми людьми»; чекист для Велимира Хлебникова был наполовину Иисусом, наполовину Нероном, купавшим людей «в душе смерти», — и это лишь пара примеров.
Размытость значения этого термина объясняется и тем фактом, что сам термин «чекист» окружало жесткое табу[20]. Мифы, создаваемые вокруг ЧК, не упрочились бы без установления ряда запретов на интерпретацию истории этого органа и прежде всего на упоминание тех фактов, которые противоречили бы основным догматам мифа и тем самым ставили бы под сомнение и легитимность всего советского проекта, и заявления о его широкой и прочной поддержке народом. С особенной силой заглушали авторов работ о Красном терроре, самом болезненном эпизоде истории ЧК[21].
Сквозной темой книги являются отношения чекизма и морали — отношения, которые всегда были тесными, непростыми и тягостными. Меня в этой теме прежде всего заинтересовала необъяснимость образа Дзержинского как символа моральной чистоты. Меня также потрясло то, насколько часто в советских и постсоветских официальных документах чекисты упоминались в связи с вопросами морали и концепцией «нравственной чистоты»[22].
Именно благодаря мифам, созданным вокруг фигуры чекиста, существование самой могущественной тайной полиции в истории стало казаться таким «естественным». Перефразируя Барта, скажу, что эти мифы трансформировали историю в естество и заставили случайное казаться вечным[23]. Аналогичный процесс идет полным ходом и в современной России, где чекист вновь мифологизируется и возвращается в российскую действительность. Однако, как я надеюсь показать в своей книге, чекистское доминирование в российском социальном, культурном и политическом ландшафте — феномен не естественный и не неизбежный, он основан исключительно на той мифологии, которая старательно создается и воссоздается.
Источники
В работе над книгой использованы советские архивные материалы, статьи из периодической печати и мемуары, а также художественная литература, поэтические произведения и фильмы. Во второй части книги я сосредоточиваюсь на материалах, созданных и/или одобренных ФСБ, поскольку они служат наиболее достоверным источником официальной линии. Я также обращаюсь к воспоминаниям чекистов, опубликованным в постсоветскую эпоху, анализирую представления о государственной безопасности, распространяемые российскими СМИ и популярной культурой, соответствующие комментарии и публичные обсуждения.
I. Советский чекизм
1. Заповеди Дзержинского
«Врагам, которых одно только имя Дзержинского повергало в трепет, он представлялся наполовину демоном, наполовину чародеем большевизма… Дзержинский вездесущ, Дзержинский всегда беспощаден, Дзержинский сметает все препятствия на своем пути. Враги не понимают, не могут понять, что "дьявольская разносторонность" Дзержинского, его "везение" проистекают из того факта, что все величие и вся мощь нашего класса, его страстного стремления к борьбе и к победе, его глубочайшие созидательные силы воплотились в Дзержинском»[24].
Эта редакторская передовица, осмеивавшая критиков Дзержинского за их примитивный страх перед его властью, была опубликована в газете «Правда» вскоре после смерти Дзержинского в июле 1926 года. Я решила начать раздел о советском культе Дзержинского с этой цитаты потому, что она в некотором роде отражает причудливый набор качеств, приписываемых Дзержинскому. В передовице из «Правды» Дзержинский предстает перед нами как фигура мистическая, легендарная. Он олицетворяет собой истинного чекиста. Символический статус Дзержинского, этого архетипа чекиста, настойчиво подчеркивался в советском менталитете. После смерти Дзержинского было объявлено, что он сросся «с ЧК, которая стала его воплощением». Эту идею развил Безыменский в поэме «Феликс» (отрывки из которой были опубликованы в «Правде» в девятую годовщину образования ЧК в декабре 1926 года[26]). В этом произведении отец объясняет своему маленькому сыну, что «Феликс» и «ВЧК» суть одно и то же[27]. Статус архетипа, или прототипа, также подтверждается главным прозвищем Дзержинского — «Первый чекист». По сути, отделить или освободить фигуру Дзержинского от термина «чекист» невозможно, ведь это практически синонимы. Дзержинский был главным олицетворением стиля этой организации.
Он был средоточием подавляющего большинства чекистских ритуалов и традиций. Ключевые даты биографии Дзержинского формировали и организовывали официальный чекистский календарь. Так, например, молодые контрразведчики давали всегда присягу в день рождения Дзержинского (11 сентября), а зарплата чекистам выплачивалась 11 числа каждого месяца. Ритуалы, прославлявшие Дзержинского, существовали и в самом обществе: так, в первые годы советской власти молодые люди организованно собирались и совершали
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Предлагаемая вниманию читателя работа известного британского историка Джонатана И. Израеля «История Голландии» посвящена 300-летнему периоду в истории Северных Нидерландов от Бургундского периода до эпохи Наполеона I (1477-1806 гг.). Хронологические рамки первого тома данного исследования ограничиваются серединой XVII века, ознаменованного концом Раннего Золотого века в истории Республики Соединённых провинций. Работа представляет собой комплексное исследование, в котором, на основе широкого круга источников и литературы, рассматриваются все значимые стороны жизни в Северных Нидерландах той эпохи.
Настоящая книга – одна из детально разработанных монографии по истории Абхазии с древнейших времен до 1879 года. В ней впервые систематически и подробно излагаются все сведения по истории Абхазии в указанный временной отрезок. Особая значимость книги обусловлена тем, что автор при описании какого-то события или факта максимально привлекает все сведения, которые сохранили по этому событию или факту письменные первоисточники.
Более двадцати лет Россия словно находится в порочном замкнутом круге. Она вздрагивает, иногда даже напрягает силы, но не может из него вырваться, словно какие-то сверхъестественные силы удерживают ее в непривычном для неё униженном состоянии. Когда же мы встанем наконец с колен – во весь рост, с гордо поднятой головой? Когда вернем себе величие и мощь, а с ними и уважение всего мира, каким неизменно пользовался могучий Советский Союз? Когда наступит просветление и спасение нашего народа? На эти вопросы отвечает автор Владимир Степанович Новосельцев – профессор кафедры политологии РГТЭУ, Чрезвычайный и Полномочный Посол в отставке.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.