Товарищи офицеры - [24]

Раздумье солдата нарушил старшина Грачев. Он появился как раз в тот момент, когда Никитенко совсем уже собрался работать быстро, без оглядки, как и Гребешков.

Старшина неслышно вынырнул из канцелярии, повернул направо и налево серую от седины голову и вырос перед солдатами — рассерженный, с поднявшимися кончиками усов на полном, с рябинками лице.

— Гребешков, почему до сих пор рамы не сложены? — по-особому четко, налегая на «р» и глотая гласные, выговорил старшина. У него выходило: «Грребешков, прр, ррамы». — Никитенко! Разве можно так портреты снимать? Штукатурку ободрали!

Виновато опустив руки по швам, солдаты промолчали.

— То-то! — старшина окинул притихших подчиненных победным взглядом. — Ишь! На кухне проба небось готова, а у них — не в шубе рукава!.. К обеду завершить. Ясно?

— Так точно! — невесело, но в один голос ответили солдаты. Старшина улыбнулся в усы. Ушел.

— Гребешок, а что такое «не в шубе рукава»? — спросил Никитенко, когда усач удалился.

— Попало на родном, старшинском, — сказал Гребешков.

Никитенко озадаченно рассмотрел царапину на степе и со вздохом заключил:

— Царапину — это капитан заметил. Старшина близорукий, ему ни в жисть не увидать… Гребешок, а как капитан доглядел? Ведь смотрел, как на параде — только прямо…

— Он не только царапину — и тебя, толстый, насквозь через дверь просматривает!

— Не бреши! Просматривает! — неуверенно возразил Никитенко. — Гипнотизер он, что ли?

2

Формула солдатского оптимизма — «Не унывай!» — вдвойне обязательна для командира. Капитан Ермаков не унывал, но был чертовски, постыдно зол, и это заметили еще с утра.

— Вот и оценка нам такая, церковнославянская — «удовлетворительно» — длинная, как молитва, — сказал Ермаков, отвечая на какой-то пустячный вопрос лейтенанта Борюка.

Никто не верил, что капитан злится из-за оценки. Во-первых, после провала на химической подготовке нельзя было ожидать лучшей; во-вторых, оценка все-таки положительная…

Хмурость ротного тем более бросалась в глаза, что во всем гарнизоне после инспекторской наступила передышка. Готовились к празднику, к переходу в лагерь. Настоящим отдыхом это нельзя назвать, но люди радовались: куда ни шло, а все же приятней окапывать тонкие саженцы, чем отрывать в мерзлом грунте ячейку для стрельбы; куда сносней тащить на склад кипы зимних штанов, чем ползком волочить за собой катушку с кабелем или салазки с пулеметом…

Третий взвод работал позади казармы. Оборудовали спортивный городок. Капитан Ермаков пришел сюда, и первое, что увидел, была длинная белая папироса в зубах некурящего Климова. Не эта ли папироса обозлила ротного?

— А почему Гребешков работает в казарме? Ведь он комсорг у вас? Почему не со взводом?

— Его взял старшина…

— Ах, старшина! — усмехнулся ротный. — Такой парень, огня на десятерых, а вы его старшине отдаете… Я бы такого только генералу отдал — и то, если б сильно попросили!.. — И не выдержал, крикнул: — Да бросьте вы в конце концов эту несчастную папиросу!..

3

С совещания командиров частей, где подводились итоги инспекторской, майор Бархатов вышел невеселый, разобиженный.

В огромном докладе инспекторской комиссии нашлась единственная строчка, в которой отмечались успехи, достигнутые батальоном связи: «Образцовое содержание служебных помещений и территорий…» А в остальном — сплошные недочеты. Даже ведение документации признали «устаревшим и неповоротливым».

Но в особенности досталось «за отсутствие всяческой заботы о выращивании отличников». Майор понимал, что с отличниками — он действительно проморгал, но обвинять его в том, что он якобы мешает Ермакову, было уж слишком. Ермаков, видите ли, в прошлом году командовал отличным взводом, а теперь один из взводов его роты «обнаружил неподготовленность к химической и противоатомной защите»! Ну и что же? Значит, рановато дали ему роту!

Но Ермаков будто околдовал начальство. На перерыве сам начальник политотдела и тот твердил майору Бархатову:

— На него жмите, на Ермакова: он — может!

Бархатов отговаривался:

— Мы, товарищ полковник, имеем более опытных офицеров. А Ермаков пока еще молод…

— Молод?.. Ему, не соврать бы, двадцать семь? И фронтовик. В эти годы люди водили дивизии!

— Я, товарищ полковник имею в виду незначительный срок командования ротой. И потом… современные требования…

Никогда майор Бархатов не бывал так искренен, как произнося эти слова. «Современные требования!» Кому же понимать их, как не майору Бархатову? Из года в год повторяя их, он свыкся с ними, как с родными. Он помнил, какими были «современные требования» в каждом году, начиная с тридцать девятого. Например, в сорок шестом требовали короткой стрижки; в пятидесятом — строго спрашивали за караульные помещения; ну а нынче — подавай отличников и не поодиночке, а целыми подразделениями!.. Что ж! Майор Бархатов исполнит и это требование, хотя и не будет настолько опрометчив, чтобы возлагать надежды на легкомысленного Ермакова.

В своем мнении о молодом капитане комбат также был искренен. Он не отрицал удачливости Ермакова и не считал его выскочкой или пройдохой — карьеристом: карьеристы в ротах не служат. Ермакову просто повезло: по прошлым отличиям его хорошо запомнило начальство. И никто, кроме Бархатова, не заметил в нем легкомыслия и фокусничества.