Товарищи китайские бойцы - [40]
— Тасуя?..
— Да, Федора Ефимовича. Удивительного таланта артиллерист был!..
Так познакомились мы еще с одной человеческой судьбой.
Об артиллеристе Тасуе стоит рассказать. Тем более, что гаубичная батарея, которой он командовал и в боях под Прохладной и во время августовских боев за Владикавказ, тесно взаимодействовала с бойцами Пау Ти-сана.
Федор Тасуй был поручиком царской армии, служил в артиллерии, командовал на турецком фронте гаубичной батареей. Когда армия после Февральской революций «ногами проголосовала за мир», из батареи Тасуя не ушел ни один солдат. В отличном состоянии он доставил тяжелые орудия на Терек и передал себя, людей, пушки в распоряжение Совета народных комиссаров. В составе вооруженных сил Терской республики не было более мощной и грозной артиллерийской единицы, чем батарея Тасуя.
Федор Ефимович боролся за Советскую власть честно, преданно, искренне. Он верил в то дело, которое защищал.
Что же касается его артиллерийских талантов, то о них и сейчас ходят легенды. «Божьей милостью артиллерист был, — говорят о нем. — Такие не часто рождаются».
Тасуй — коренные владикавказцы. Из железнодорожников. И домик у них был справный, обжитой, хозяйственный— какой обычно ставили положительные, солидные кондукторы.
И вот — Федор, бывший студент математического факультета Петербургского университета, поручик, принятый владикавказским офицерством в свою среду, стал большевиком. Этого белогвардейцы молодому Тасую простить не могли.
Сам он в августовские дни к ним в руки не попался, но в дом Тасуев белоказаки ворвались, учинили погром, не пожалели седин матери: «Твой змееныш — ты и в ответе». Старую женщину повели на расстрел.
Гаубичная батарея стояла на окраине города под Лысой горой. Оттуда Тасуй бил по скоплениям мятежников. Когда кто-то из соседских мальчишек прибежала к нему и сказал, что тетку Варвару (мать Федора Ефимовича) повели расстреливать, а в поруганном и разграбленном доме пьянствуют атаманцы, — он ничего не ответил, достал из полевой сумки план города, линейку, циркуль, прикинул расстояние между своим домом и тем местом, где стояла батарея. Расстояние получилось, около четырех километров, почти предельное. Но Тасуй был артиллеристом «божьей милостью». Сам навел орудие, сам зарядил.
«Что ты, Федор Ефимович, кто же это по родным стенам бьет?..» — пытались остановить его батарейцы.
Тасуй дал выстрел. Снаряд лег точно во дворе дома. От казаков, пьянствовавших в увитой вьющимся виноградом беседке, ничего не осталось…
— Да, таких артиллеристов у белых не было.
15. Война этажей
Мы узнали о нем задолго до первой встречи. В армавирском архиве среди документов гражданской войны попалась нам на глаза справка:
«Ча Ян-чи, рождения 1899 года, по национальности китаец. В начале 1918 года добровольно вступил в Красную Армию. Потом до окончания гражданской войны служил в 3-м Кубанском кавалерийском полку…» Дальше шел внушительный список городов и населенных пунктов, в боях за которые участвовал китайский воин. Справка заканчивалась так:
«По постановлению Армавирской городской Краснопартизанской комиссии от 3-го июня 1930 года Ча Ян-чи Николай был признан красным партизаном, с выдачей ему соответствующего удостоверения за № 12 от 4 июня 1930 года».
Упоминание о 3-м Кубанском кавалерийском полке привлекло наше внимание. То был знаменитый полк. И вот, как явствует из справки, в нем, оказывается, служили и китайцы. Во всяком случае, один. Звали его Ча Ян-чи. Где он сейчас? Как бы его найти?
Долго искали и в конце концов узнали, что Ча Ян-чи работает инструктором рисосеяния в одном из колхозов Чечено-Ингушской автономной республики.
Там, среди голых после уборки рисовых полей, и состоялась наша первая встреча. Подложив под себя охапку рисовой соломы, мы сидели на земле возле седого морщинистого человека с молодыми глазами и слушали его увлекательный неторопливый рассказ.
Большую жизнь прожил Ча Ян-чи. Из Китая он уехал семнадцатилетним юношей в 1916 году. Уехал, как уезжали тогда сотни тысяч других китайских тружеников, — на заработки в далекую Россию. Сначала работал на Урале, потом в Тирасполе и Одессе. Там и застала его революция.
— В Одессе в тысяча девятьсот семнадцатом году, — вспоминал Ча Ян-чи, — было много китайцев. Одни работали грузчиками в порту, другие — чернорабочими, третьи камень ломали в каменоломнях.
Сначала мы плохо разбирались в событиях, всколыхнувших Россию, но потом стали разбираться. Появились листовки на китайском языке, приходили агитаторы.
Особенно хорошо умел все объяснять Чжан. Он был из Хэбэя. Толковый человек. По-русски хорошо говорил — пожалуй, лучше, чем я после сорока с лишним лет жизни в России. Но это потому, что он с детства учился у русских миссионеров в Китае.
Я знаю, чему учили Чжана в миссии. Его учили тому, что бог создал все на земле — людей, животных, растения. Создал он и порядок, который существует. Все от бога, значит — все правильно. Правильно, что есть на свете богатые, и правильно, что есть бедные; правильно, что мандарины, фабриканты, помещики господствуют, и правильно, что народ им подчиняется. А если бывает тяжело людям, так это даже хорошо: кто мучается на этом свете, непременно попадет в рай на том…
