Товарищ сержант - [25]
Однажды, возвращаясь из разведки, мы вышли на открытое место, к небольшой речке. На карте обозначен мост, но моста нет — взорван противником. Конечно, такая речка для танка не задача. Но дело в том, что протекает она через болото, ширина которого 120–150 метров. А в болоте уже прочно засели почти все машины нашего батальона. Танкисты трудятся, крепят к гусеницам бревна, моторы ревут. Выбраться из болота они в конце концов смогут, но сколько времени это займет? Противник рядом, налетят его бомбардировщики — уничтожат батальон.
Комбат Кульбякин — он только что получил звание майора — приказал мне провести танк через болото и оттуда, с сухого места, вытянуть тросом застрявшие машины. Конечно, и я мог сесть, как они, но другого выхода не было. Скажу честно: глядел я на это болото — и оторопь брала. Думал, не пройду. Однако приказ есть приказ. Снял я сапоги, полез в вонючую жижу. Решил сперва прощупать дорогу своими ногами. Иду. Где по грудь, где по горло, а где и руками подгребать приходится. Поближе к речке грунт твердый, песчаный. Речка извилистая, одна петля к ближнему краю болота тянется, другая — к противоположному. Значит, часть болота можно пройти по твердому грунту, по руслу речки. Так я и сделал. Наметил ориентиры, повел танк. Несмотря на мою, так сказать, рекогносцировку, пришлось преодолеть метров около ста болота в натуральном его виде. Трудно дались эти метры, грязь с травой лезла прямо в люк, отгребал ее одной рукой. А дать газу нельзя — сразу посадишь машину. Когда гусеницы зацепились за твердый грунт, вздохнул с облегчением.
Вывел танк на сухое место, ребята зацепили тросом ближнюю завязшую машину. Вытянул ее. Потом двумя машинами стали тянуть другие. Каждая из них, в свою очередь, становилась тягачом, и минут сорок спустя, когда солнце низко спустилось к западному краю горизонта, весь батальон был на противоположной стороне болота.
Сразу же тронулись в путь, в сумерках вошли в польское село. В дальнем конце улицы еще клубилась пыль, поднятая отступавшей немецкой колонной, а нас уже окружили местные жители. И плачут, и смеются, и «ура» по-русски кричат. Суют нам в люки хлеб и сало, тычут пальцами в дальний конец улицы: там, дескать, фашисты. А одна девушка бросила мне громадный букет красных георгин. Этот букет уже засохших цветов наш экипаж возил с собой до Одера, пока гитлеровцы не подбили машину.
За селом батальон нагнал вражескую колонну — мотопехоту эсэсовской дивизии, автомашины с военным имуществом. Проутюжили гитлеровцев, двинулись дальше. На рассвете вышли к очередной реке. У нас была задача захватить мост. Обычная при глубоких танковых рейдах задача едва не обернулась для нашего экипажа бедой. По моей оплошности.
За собой и за другими механиками-водителями замечал я на войне такую особенность. Как бы ты ни устал, в трудный момент усталость как рукой снимает. Ну а если трудности такой не видно, ты расслабляешься. На минуту, на миг. Этот миг и таит в себе иногда грозную опасность.
Когда батальон вышел к реке, майор Кульбякин приказал лейтенанту Погорелову перейти мост первым.
— Если, — говорит, — все в порядке, дашь красную ракету.
Лейтенант скомандовал: «Вперед!» — я повел машину. Уверен, что будь этот мост деревянным, узким, слабым, я провел бы по нему танк со всем вниманием. Но мост был железобетонный, огражденный каменными тумбами и довольно широкий. Я не спал уже вторые сутки и посреди моста как-то отключился. Глаза открыты, а ничего не вижу. Очнулся от резкого окрика лейтенанта:
— Сергей, свалимся!
Сонная пелена мгновенно спала с глаз, вижу, правая гусеница уже давит тумбы ограждения. Ну вывернул я машину, вывел ее на берег.
Впереди чистое поле, дорога, редкие березки. Солнце только-только поднялось над дальним лесом. Лейтенант открыл верхний люк, разговаривает с помпотехом Орешкиным (он ехал на броне вместе с десантниками). Противника не видно, можно давать красную ракету, и Погорелов зарядил было ракетницу. Вдруг слышу его команду:
— Слезть с машины! В укрытие! — И ко мне: — Мацапура, «юнкерсы»!
Бомбардировщики шли к нам со стороны леса. И десантники, и весь экипаж метнулись в поле. Тут хоть ямка, хоть бугорок, а все ж укрытие. Я покидать машину не имею права до последней крайности. Но я-то хоть защищен броней, а вот почему лейтенант Орешкин остался на крыле танка, не знаю. Наверное, потому, что хотел помочь мне, наблюдая за «юнкерсами».
Как потом выяснилось, в батальоне вовремя заметили воздушную опасность. Танки отошли с опушки в глубь леса, противник их не обнаружил. Но мне в чистом поле досталось крепко. Под бомбежку я попадал не впервые. Знал, что главное в такой ситуации — держать себя в руках, следить за бомбардировщиками в открытый верхний люк. А тут еще и Орешкин с крыла комментирует:
— Самолеты стали в круг, первый идет в пике.
Да, «юнкерс» пикирует на мою машину, черные мячики бомб отрываются от фюзеляжа. Медлить нельзя. Резко бросаю танк в сторону, бомбы рвутся далеко, поле заволакивает дымом и пылью. Кричу Орешкину:
— Слезай, зацепит!
Он послушался, укрылся под кривой березой.
А я опять стою, слежу из люка за вторым пикировщиком. Вот он отваливает из круга, по которому ходит с десяток «юнкерсов», устремляется вниз, на танк. И опять все повторяется: черные мячики бомб, рывок машины в сторону, грохот разрывов. Так они гоняли меня по полю до седьмого пота, крупные осколки били по броне. Эта их охота за мной продолжалась минут 15–20, пока летчики не потеряли танк в тучах пыли, поднятой взрывами. А может, им просто надоело швырять бомбы впустую.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.