Товарищ майор - [14]

Учеба шла по 12 часов в сутки, а при ночных учениях и все 24 часа. Мог же он работать так в мирные будни. А тут шла война - жесточайшая, кровопролитная.

Забежим немного вперед.

Ночной бой - сложнейший вид боя, наиболее трудный для управления. Он требует от командира не только воли и присутствия духа, он требует умения ориентироваться в темноте, отсчитывать время, удерживать в памяти рельеф местности, весь ландшафт, увиденный, быть может, лишь однажды, расположить на нем противника и свои силы и, манипулируя ими во времени, всегда мысленно видеть картину боя, корректируемую шумами, вспышками выстрелов и общим командирским решением на бой. Ночной бой требует лаконичной и выразительной сигнализации, доведенной до каждого участника. Он требует наконец совершенно особой подготовки - подготовки индивидуальной, позволяющей превратить каждого бойца в сознательную и гибкую воинскую единицу, грозную своей самостоятельностью, пониманием общей задачи, подвижностью и, конечно, самоотверженностью. Вот что такое ночной бой.

И все же Цезарь предпочитал ночной бой. Освоил его. Стал виртуозом ночного боя, энтузиастом и пропагандистом ночного боя. Почему? Потому что всегда добивался успеха в ночном бою? Но успеха он неизменно добивался и в дневном. Этот командир среднего звена, майор, погиб непобежденным. Он неизменно выигрывал все бои, а последний вознес его имя на уровень подвига, упоминаемого в любом, хоть сколько-нибудь методическом, изложении событий Великой Отечественной войны.

Он любил ночной бой за то, что ночь сберегала ему людей. Этому жизнелюбу и оптимисту необыкновенно дороги были люди. Он вел их на смерть. И себя обрекал смерти. Но он признавал смерть только неизбежную, неотвратимую, когда иного выхода нет.

Смерть, за которую враг заплатит вдесятеро.

***

Страна поднялась на смертный бой. Она встретила захватчиков ненавистью и единством. Стальная воля партии величественной целью защиты Отечества и избавления мира от фашистской мрази цементировала единство народа. Не на аморфное скопление суетящихся и пораженчески настроенных группировок натолкнулась нацистская машина, а на твердость народа, самоотверженного и целеустремленного в желании защитить свою землю.

По сути дела, уже в приграничном сражении идея "блицкрига" была похоронена. Пограничные заставы, Брест, Лиепая... Крушение военных планов вызвало у гитлеровцев взрыв уродливой ярости. Она изливалась на мирное население. Это было не слепое разрушение. Это была холодная, рассчитанная жестокость. Она преследовала цель - устрашить, парализовать ужасом.

7 августа в воздушном бою над Москвой совершил первый ночной воздушный таран воспитанник комсомола младший лейтенант Виктор Талалихин. Уже были закрыты грудью первые амбразуры. И первые храбрецы с гранатами в руках легли под гусеницы танков. Война ставила вопрос не только о чести и достоинстве, но и о самом физическом существовании народа. Недостатка в фактах не было: гитлеровцы с каждым днем поставляли их все щедрее - факты самых лютых зверств.

- Сама по себе статистика зверств задачу моральной подготовки бойцов за нас не выполнит,- внушал Никитин политрукам подразделений.

- Человек, как и всякое живое существо, наделен могучим инстинктом жизни, - вторил ему Куников. - Этот инстинкт самосохранения бывает подчас сильнее всего, он даже отважных людей заставляет бледнеть и пятиться.

Как воспитать бесстрашие - над этим думало все руководство отряда. Ответ был: только комплексно. Надо прививать чувство долга. Чувство локтя. Любовь к товарищу. И тогда придет бесстрашие.

Средством воспитания стала не только коллективная читка газет и их обсуждение. Средством воспитания стало простое человеческое общение, коллективный отдых в редкие свободные от учения часы - тот отдых, умелым организатором которого Куников был с юношеских лет.

Однажды августовским вечером Цезарь оказался неподалеку от площадки, где Никитин и человек десять бойцов отряда, покуривая, вели о чем-то неторопливый разговор. Цезарь прислушался. Речь шла о нем. Вася рассказывал биографию командира, не скупясь на возвышенные эпитеты.

Улучив момент, Цезарь позвал его и отвел за угол штабного барака.

- Василий, зачем это?..

- Чтоб люди знали, кто у них командир. Имеют они право знать, кто ты такой, не загубишь ли их задешево?!

- Ну-ну... Так что же ты, старик, святого из меня лепишь?

- Ничего не святого. Такого, как ты есть.

- Как это - такого? Уж ты-то знаешь - грешен я, батюшка. И недостатков у меня...

- А меня твои недостатки сейчас не интересуют.

- Но тогда и достоинствам моим никто не поверит.

Вася рассвирепел, светлые глаза еще больше посветлели.

- Ах так? Ну давай сюда свои грехи!

- А то ты не знаешь...

- Знаю! Потому и говорю, что никакого значения...

- Ладно, не кричи. Все равно, старик, кто мы с тобой такие, это и наши подчиненные, и мы сами узнаем только в бою.

Близился конец августа 1941 года. Темп продвижения немецко-фашистских войск уже не исчислялся десятками километров в сутки. Но вынужденную ограниченность маневра Красной Армии Куников переживал как огромное личное горе. Понимая сложность развертывания эвакуированных предприятий, отдавая себе отчет в трудности перехода мирных предприятий на военные виды продукции, он знал: чудес не будет, нужно время, и время немалое, чтобы развернуть производство, создать превосходство в технике, сформировать, обучить и вооружить современным оружием новые дививии, и тогда наступит перелом победоносный, прочный, необратимый.