Товар для Слона - [32]

Я вышла из офиса и посмотрела на часы… Ни два, ни полтора. До рандеву со Слоном двадцать пять минут. Что, явиться заранее? Много чести. Можно к Димке домой сумки занести, но тогда как бы не опоздать… Ничего, подождет! Я дама или что?

Но на всякий случай шаг ускорила. Сумки занесла и почти не опаздывая (минуты четыре, делов-то!), появилась у «Калинки».

«Вольво» Дубова уже стояло на месте. Импозантная фигура хозяина заполняла (и даже слегка переполняла) пассажирское сиденье рядом с водителем, уже известным мне Антоном. Кстати, все шестерки у него на «А» Алексей, Анатолий, Антон — зато всегда на «вы» и всегда только полным именем. Вроде бы подчеркивает уважение, но больше похоже, что не желают их сиятельство унижаться до фамильярности.

Антон меня заметил, выскочил из машины, заднюю дверцу распахнул — и все с улыбкой. Школа! Я опустилась на сиденье и приготовилась передавать Слону бумаги.

А он таким барственным движением рукой повел:

— Не торопитесь, Анна Георгиевна.

— Почему?

— Я столик в «Лесном» заказал. Вы же ещё не обедали?

— Да рановато вроде.

Обед для меня — это где-то часов в восемь вечера. А все остальное перекусоны разной степени легкости.

— Час дня. Самое время. Поехали. А документами позже обменяемся…

Не выскакивать же из машины на ходу! Я откинулась на спинку и бездумно уставилась в окошко.

Мы направились к выезду из города на север по Половецкому шоссе. Ехали недолго — минут десять. Прямо на развилке трассы стоит знаменитый кабак кафе «Лесное». Раньше его «Домик лесника» называли, потом ещё как-то… Однако знаменито это место своей кухней, а вовсе не названием. Поэтому сюда вся местная круть из города приезжает.

А столик, значит, Слон заранее заказал. Ладно, на шару и покутить можно. До нас пока американская эмансипация не дошла, за себя платить не придется.

Под изобильный обед (и слоны любят простые радости жизни) мы обменялись документами. Я отдала Дубову Димин манускрипт, а он мне несколько листков, отпечатанных на принтере. Я сделала вид, что мне эта тема совершенно не интересна — пусть Вэ-А разбирается.

Беседа шла на нейтральные темы — вроде погоды, урожая яблок и прочих благословенных плодов. Слон меня то по ручке похлопает, то за локоток возьмет… Старается обаять, одним словом. Или снимает, что то же самое… Изящно так, по-слоновьи.

Тут уж я свое вузовское прошлое вспомнила. Нас в группе всего шесть девчонок было, а мальчишек — двадцать штук. Поэтому я научилась и кокетничать, ничего не обещая, и самые зверские ругательства выслушивать, не моргнув глазом.

Пригодился опыт — сижу невозмутимая, как статуя, улыбаюсь. Деловито улыбаюсь. На часы поглядываю, хоть на самом деле и не тороплюсь никуда.

А он не видит. Или делает вид, что не видит. Беседу продолжает. И, паршивец такой, расспрашивает меня о прошлом, да как я с Димой познакомилась, да как в «Татьяне» работала.

Смотрю я, а глазоньки у Слона внима-ательные, а вопросики целеустремленные и настойчивые. Ну погоди, Слоняра! Я тебя сейчас сведениями так завалю, за неделю не выплывешь. И начала я ему всякие истории из своей бурной карьеры свахи сливать. За все два года. Подробно и со вкусом. А память у меня профессиональная.

Терпит, слушает. В ударных местах улыбается.

Так до самого кофе и добеседовались. Я на часы уже не демонстративно, а беспокойно поглядываю — время-то к половине третьего подбирается, мне ещё в офис попасть надо, а он разливается соловьем… Слоновейчик…

* * *

Борис Олегович не прекращал монолога — а сам решал сложную этически-производственную задачу. С одной стороны, пигалица ему была ясна, как на ладони: собеседник ей не по вкусу, разговорподдерживает на профессиональной выучке, на обострения не идет, явные предложения развития подчеркнуто игнорирует и ловко обходит.

С другой стороны — а почему? Настолько увлечена своим партнером? Борис Олегович прекрасно знал, что они в браке не состоят, это проверили между делом, когда выясняли так называемые объективные данные. Возможно, причина именно в этом — партнер к ней ничем не привязан, в любой момент может и исчезнуть, так что надо удерживать. Состояние рыбака, который подсек крупную рыбу на легкую снасть и старательно вываживает — ему сейчас наплевать, что рядом плавает рыба куда крупнее… Что ж, нужно обратить внимание рыбака, что не одна на свете, так сказать, рыжая корова… Борис Олегович усмехнулся — ему нравилось играть словами, нравилось смешивать идиомы и образы, иногда получается забавно…

А может, напрямик, нахрапом, кавалерийским наскоком?.. Тут же внутренний голос решительно воспротивился — и Дубов замер. Он считал себя человеком творческим (именно тем и объяснял собственные успехи и достижения). Творчество же, как убедительно показано в специальных трудах, процесс слабо формализуемый, протекающий «en masse» за рамками логики. Творческие решения в широком смысле — плоды интуиции и озарений. И хоть говорят, что «информация — мать интуиции», но кроме матери время от времени нужен и отец. И потому Борис Олегович был чуток к подсказкам внутреннего голоса.

Итак, напор противопоказан. Тем не менее… Нет. В конце концов, есть ведь и производственная сторона, так можно делу повредить. Отчего же повредить? Личные симпатии только подстегнут служебное рвение… И тут до Дубова дошло: пока что он столкнулся только с личными антипатиями! А почему?