Тотальность иллюзии - [5]
Общаясь, люди всегда имеют дело с посторонними и чужаками. Из-за того, что мы отличаемся друг от друга, почти нереально такое положение, при котором бы отсутствовала разноголосица, но, напротив, имелся бы единый стандарт. И если трансформация отдельных единиц, по сути, мало что меняет, то более обширные, а, значит, и влиятельные пертурбации вносят серьёзные корректировки или полностью опрокидывают старое положение вещей. Такие события могут касаться грамматических структур или порядка слов в предложении и т.д.
Подобное объясняется множественными факторами. Изменившиеся условия жизни или неудачная имитация, чем бы ни было вызвано преодоление старого порядка, оно, со всей очевидностью, имеет свои корни именно во взаимодействии между носителями языка. Такие события регулярно случаются, особенно за пределами письменной речи, но и здесь данный возмутитель спокойствия работает в том же направлении.
Для удобства рассмотрения я разделю контакты между людьми на нарочные или сознательные и случайные или бессознательные. Конечно, их действие плохо дифференцированно. Мы можем специально запускать какие-то перемены, и так ни к чему не прийти. И, наоборот, вскользь брошенные слово или фраза нередко приводят к колоссальным трансформациям. К тому же вообще сложно разграничить намеренные поступки и спонтанные. Среда, в которой мы обитаем, слишком насыщенна для того, чтобы провести чёткую линию между нашими личными побуждениями и социальным влиянием на нас. Тем не менее, я всё-таки рискну.
Нарочное изменение языка сегодня наблюдается в огромных масштабах. Государственные органы сознательно вносят некоторые корректировки в то, каким правилам следовать, какие слова использовать и зачастую как произносить те или иные конструкции. Разумеется, вмешательство бюрократов гораздо больше озвученного, и оно серьёзно влияет на коммуникационную систему. Ярким примером тому может служить изъятие из общеупотребительного оборота нецензурных выражений.
Вообще создание словарей, по которым сверяются средства информации, а также все заинтересованные лица, носит дисциплинирующий характер. Как именно, что именно и когда именно мы будем употреблять в своей речи, зависит от множества факторов, но принудительность подобных процедур очевидна, и она не может не сказываться на конечном виде языка, и, соответственно, на том, как мы будем говорить.
Кроме того существует пресловутая цензура, и она касается не только мата, а также скользких и ненадёжных слов и предложений, но имеет более обширное влияние. Так оказывается возможным ранжировать коммуникационные акты по степени их благонадёжности и приемлемости. Но и это ещё не всё. Нередко контекст обязывает человека к переключению между различными слоями и пластами языка, что само по себе не проходит бесследно.
Можно долго рассуждать на тему принудительности языковых практик – как намеренную, так и обусловленную контекстом, но ясно одно. Те или иные обстоятельства, ситуации, стандарты и представления, в которые включён говорящий, трансформируют его речь так, что она претерпевает довольно серьёзные пертурбации и, в конечном счёте, может измениться радикальным образом. Например, научное сообщество заставляет вымывать индивида из своего лексикона повседневные выражения и слова, а если и употреблять их, то в несколько ином значении, что неизбежно влияет как на способ выражения данного человека, так и нередко – на инструменты его мышления. Впрочем, данного обстоятельства мы коснёмся позже.
Естественно, не только само наше окружение влияет на язык. Мы и сами вправе вносить в него некоторые, хотя и по преимуществу незначительные, поправки. Слова придумываются и забываются. Отдельные коммуникационные единицы приобретают новое содержание. Может произвольно меняться порядок частей речи. И многое другое. Вообще, то, как мы используем язык, и есть он сам. Именно поэтому критически важно усвоение определённого диапазона черт и характеристик в процессе его изучения.
Кроме того важную роль играет порядок наименования. Обозначая те или иные явления и вещи определёнными терминами, мы тем самым определяем своё отношение к ним. Известно, что язык содержит многочисленные синонимы, но они полностью не сводимы друг к другу вследствие коннотаций, которые вызываются при их воспроизводстве. Восприняв нечто новое, мы вправе дать ему имя, но не всякое, а то, которое бы показывало нашу предрасположенность оценивать его, что в итоге приведёт к некоторому способу включения придуманных слов или только их смыслового состава в общий поток речи.
Разумеется, отдельные лица по преимуществу не обладают способностью внесения серьёзных корректировок в язык, если только они не причастны в силу тех или иных причин к его трансформации. Однако с распространением коммуникационных технологий власть подобного рода становится более дисперсной, особенно если они позволяют связываться сразу со многими и в любое удобное для реципиента и отправителя время, а кроме того предоставляют другие вспомогательные механизмы, облегчающие общение.
Бессознательная часть контактов также вносит изменения в язык, но они менее очевидны вследствие своей природы. И всё же они имеются, и их ни в коем случае нельзя игнорировать.
Рене Декарт — выдающийся математик, физик и физиолог. До сих пор мы используем созданную им математическую символику, а его система координат отражает интуитивное представление человека эпохи Нового времени о бесконечном пространстве. Но прежде всего Декарт — философ, предложивший метод радикального сомнения для решения вопроса о познании мира. В «Правилах для руководства ума» он пытается доказать, что результатом любого научного занятия является особое направление ума, и указывает способ достижения истинного знания.
В настоящем учебном пособии осуществлена реконструкция истории философии от Античности до наших дней. При этом автор попытался связать в единую цепочку многочисленные звенья историко-философского процесса и представить историческое развитие философии как сочетание прерывности и непрерывности, новаций и традиций. В работе показано, что такого рода преемственность имеет место не только в историческом наследовании философских идей и принципов, но и в проблемном поле философствования. Такой сквозной проблемой всего историко-философского процесса был и остается вопрос: что значит быть, точнее, как возможно мыслить то, что есть.
Системное мышление помогает бороться со сложностью в инженерных, менеджерских, предпринимательских и культурных проектах: оно даёт возможность думать по очереди обо всём важном, но при этом не терять взаимовлияний этих по отдельности продуманных моментов. Содержание данного учебника для ВУЗов базируется не столько на традиционной академической литературе по общей теории систем, сколько на современных международных стандартах и публичных документах системной инженерии и инженерии предприятий.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге представлен результат совместного труда группы ученых из Беларуси, Болгарии, Германии, Италии, России, США, Украины и Узбекистана, предпринявших попытку разработать исследовательскую оптику, позволяющую анализировать реакцию представителя академического сообщества на слом эволюционного движения истории – «экзистенциальный жест» гуманитария в рушащемся мире. Судьбы представителей российского академического сообщества первой трети XX столетия представляют для такого исследования особый интерес.Каждый из описанных «кейсов» – реализация выбора конкретного человека в ситуации, когда нет ни рецептов, ни гарантий, ни даже готового способа интерпретации происходящего.Книга адресована историкам гуманитарной мысли, студентам и аспирантам философских, исторических и филологических факультетов.
В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни.