Тот, кто стоит снаружи - [41]

Она со вздохом отодвинула от себя коробку: вряд ли Гордана желала, чтобы Яна нашла именно ее.

Оставалась последняя коробка. Наверху была надпись: «Надия». У Яны перехватило дыхание. Так вот что говорила Гордана! Все-таки это было имя – не Надя, а Надия!

Девушка принялась орудовать ножницами. Она была уверена, что знает, кто такая Надия – одна из сестер Горданы.

Внутри, как обычно, оказалась груда всевозможных вещей: шкатулочки, кукла-пупс, шейный платок, маникюрный набор, сломанный калькулятор. Сбоку притулились четыре одинаковых блокнота в клеенчатых обложках. Наверное, снова конспекты лекций, подумалось Яне.

Но она ошиблась: это оказались вовсе не ученические тетрадки. Три блокнота были заполнены рисунками. Небрежные зарисовки и тщательно проработанные изображения. Карандашные наброски, цветные рисунки и рисунки, выполненные черными чернилами, – Надия рисовала людей и животных, дома и улицы, пейзажи и натюрморты. Казалось, все, на что падал ее пытливый взгляд, рано или поздно оказывалось на страницах блокнота. Яна слабо разбиралась в искусстве, но даже она понимала: рисунки были выполнены рукой человека щедро одаренного.

Лица на портретах казались живыми, каждый рисунок словно бы дышал. Казалось, что бабочки и птицы вот-вот взмахнут крыльями и улетят, дети готовы были сбежать со страниц и умчаться играть. А как точно выписаны детали – каждый листок, каждая травинка!

Очарованная прекрасными работами, Яна перелистывала страницы блокнотов. Художница взрослела, и вместе с ней рос уровень мастерства, рука живописца крепла. В первом блокноте были ранние детские рисунки, которые постепенно сменялись все более зрелыми работами.

Содержание третьего блокнота отличалось от того, что было изображено в первых двух. Вернее, поначалу все было в порядке, но ближе к середине тетради рисунки изменились, стали иными.

Появилось больше мрачных, выполненных в темных тонах изображений. Линии стали резче, прибавилось острых углов. А еще возникли кляксы, затертые и заштрихованные картинки. Как будто прежде рука художника двигалась легко и непринужденно, а теперь вдруг то, что прежде радовало ее, побуждало творить, почему-то перестало вдохновлять.

Похоже, в жизни Надии что-то происходило – и, определенно, это было что-то невеселое. Яна перелистывала страницы, гадая, что могло случиться с девушкой. Несчастная любовь? Ссора с родными? Проблемы с учебой?

Увидев то, что было изображено на одной из последних страниц, Яна едва не выронила блокнот. Словно загипнотизированная, глядела она на рисунок, не веря глазам своим.

Талант Надии и в самом деле был велик. Сморщенное лицо, уродливый лысый череп, костлявое тело, изъязвленная кожа, горящие, глубоко посаженные белые глаза… Казалось, тварь уставилась прямо на нее. Яне даже почудилось, что на чердаке стало еще холоднее, а воздух наполнился ядовитыми парами.

Это было невероятно и необъяснимо, но со страниц потрепанного блокнота с рисунками на Яну смотрело существо из ее ночного кошмара.

Глава 19

Одинокий вечер плавно перетек в ночь. Еще одну бессонную ночь. Яна, кажется, уже стала привыкать к тому, что нормально выспаться удается далеко не всегда.

«Ничего, когда здесь будет Андрей, мне станет намного спокойнее», – думала Яна, представляя, как он будет находиться где-то по соседству. В голову лезли дерзкие мысли, потаенные желания поднимали голову, и Яне стоило немалых усилий перестать мечтать.

Спустив с чердака альбомы с фотографиями и блокноты Надии, она, по обыкновению, забаррикадировалась у себя, устроилась в гостиной и принялась тщательно изучать все, что попало ей в руки.

Других изображений существа в блокноте не оказалось. Все рисунки, которые Надия нарисовала после этого, были однообразными и пугающе мрачными. Выполнены они были в сюрреалистической манере, к которой художница прежде не прибегала. Это были не целостные изображения, а разрозненные кусочки: чьи-то горестно заломленные руки; огромные глаза, в которых дрожали слезы; раскрытые в крике рты; черные птицы в предгрозовом небе; кладбищенские кресты, часы с разбитым циферблатом. Многие страницы оказались пустыми.

Последний блокнот оказался дневником. Ясное дело, писала Надия по-сербски, так что, кроме дат, аккуратно проставленных ровным девичьим почерком, толком ничего разобрать не удалось.

Яна с сожалением отложила дневник и решила пока заняться фотографиями, которые были разложены в тяжелые альбомы с массивными обложками. На некоторых красовались металлические защелки.

Снимков было много, и девушка перебирала их больше двух часов. Изображенные на них люди были ее родственниками, пусть и дальними, и Яна, которая всегда любила рассматривать фотографии, не без удовольствия изучала их лица.

Большинство снимков не были подписаны, но догадаться, кто на них, можно было без особого труда. Вот Петр – тот самый русский, что женился на жительнице Югославии и переехал жить в другую страну. Симпатичное, хотя и несколько простоватое лицо, светлые волосы, крепкая фигура.

А это Милица – его избранница, мать Горданы. Темные волосы волной до пояса, огромные печальные глаза. Если бы не слишком крупный нос и безвольный, скошенный подбородок, она могла бы быть хорошенькой. К тому же внешность портили вялость, неуверенность облика.