Тот, кто хочет выжить - [3]

Ну, я кое с кем знаком. Подергал за кое-какие ниточки. И бросил парочку людей волкам на съедение. Впрочем, не из тех, кто мне нравился. Каждый, кого я выдал федеральным властям, был отпетым сукиным сыном.

Черт, как есть хочется!

30 января Сегодня чаек нет. Напоминает мне о плакатиках, которые иногда вывешивают уличные торговцы на своих тележках в моем старом квартале. «СЕГОДНЯ ПОМИДОРОВ НЕТ». Я вошел в воду по пояс, держа в руке острый нож. И простоял в полной неподвижности на этом месте под палящим солнцем битых четыре часа. Дважды мне казалось, что я лишаюсь сознания, но я считал от сотни назад, пока ощущение это не миновало. Но я не увидел ни одной рыбы. Ни единой.

31 января

Убил еще одну чайку, совсем так же, как первую. Но я был так голоден, что не стал ее пытать, хотя и обещал себе это. Выпотрошил и съел ее. Выжал потроха и съел их тоже. Странно, как ощущаешь возвращение своей жизненной энергии. А я уже начал поддаваться испугу. Лежал в тени центральной кучи камней, и мне начинало чудиться, что я слышу голоса. Отца. Матери. Моей бывшей жены. И хуже всего – великана-китаезы, который продал мне героин в Сайгоне. Он пришепетывал, возможно, из-за частично расщепленного нёба.

– Давай! – донесся его голос из ниоткуда. – Давай понюхай сюточку. Не будес замесать голода. Так хоросо… – Но я никогда к наркотическим средствам не прибегал. Даже к снотворным.

Ловенталь покончил с собой, я вам не сказал? Этот баран. Повесился в своей бывшей приемной. И оказал услугу миру, я так на это гляжу.

Я хотел вернуть свою табличку. Кое-кто, с кем я говорил, сказал, что устроить это можно – но деньги потребуются большие. Такая смазочка, какой я и вообразить не мог. У меня в банковском сейфе хранилось сорок тысяч долларов. Я решил, что надо рискнуть и попытаться их прокрутить. Удвоить или утроить.

Ну, я пошел к Ронни Ханелли. Я играл с Ронни в футбол, когда мы были студентами, а когда его младший брат решил стать терапевтом, я помог ему получить место в больнице. Ронни сам был на юридическом – смешно, нет? В квартале, когда мы были мальчишками, мы прозвали его Ронни Принуждала, потому что он был судьей во всех играх. Если тебе не нравились его решения, то выбор был невелик: либо держи рот на замке, либо получай в зубы. Пуэрториканцы называли его Роннитальяшка. В одно слово – Роннитальяшка. Его это только забавляло. Так вот, этот тип поступил в колледж, а потом и на юридический факультет и сдал выпускные экзамены с первого же захода, а потом открыл лавочку в нашем старом квартале, прямо над баром «Аквариум». Закрываю глаза и вижу, как он катит по улице в этом своем белом «форд-континентале». Самый крупный хреновый ростовщик в городе.

Я знал, что у Ронни что-нибудь для меня найдется.

– Дело опасное, – сказал он. – Но ты всегда умел о себе позаботиться. А если сумеешь провезти это зелье, я тебя познакомлю с парочкой нужных людей. Один из них депутат Законодательного собрания штата.

И тут же назвал мне два имени. Один был великан-китаеза Генри Ли-Чжу. А второй – вьетнамец Солом Нго. Химик. За гонорар он проверит товар китаезы. Известно было, что тот время от времени не брезгует «шуточками». «Шуточки» – это пластиковые пакеты с тальком, с порошком для чистки ванн, с крахмалом. Ронни сказал, что из-за его шуточек Ли-Чжу рано или поздно убьют.

1 февраля

Пролетел самолет. Прямо над островком. Я попытался влезть на пирамиду и посигналить. Моя ступня провалилась в щель. В ту самую чертову щель, в которой она застряла в тот день, когда я убил первую чайку. Конечно, в ту же самую. И я сломал лодыжку. Словно пистолет выстрелил. Боль была немыслимая. Я закричал, потерял равновесие, размахивая руками как сумасшедший, и все-таки упал, стукнулся головой, и все почернело. В себя я пришел уже в сумерках. Из разбитой головы натекло порядком крови. Нога ниже колена раздулась, как автомобильная камера, и я заработал скверный солнечный ожог. Думаю, если бы солнце зашло на час позднее, моя кожа пошла бы пузырями.

Кое-как добрался сюда, всю ночь дрожал в ознобе и плакал от бессилия. Обработал рану на голове – чуть выше височной доли – и забинтовал ее, как мог. Практически, ссадина плюс легкое сотрясение мозга, кажется мне, но вот нога… тяжелый перелом, двойной, если не тройной.

Как мне теперь охотиться на птиц?

Самолет наверняка искал спасшихся с «Калласа». За ночь в бурю шлюпку могло унести на много миль от места, где судно пошло ко дну. Спасатели могут сюда и не вернуться.

2 февраля

Я выложил сигнал по пляжику из белой гальки на южной стороне островка, куда вынесло шлюпку. На это у меня ушел весь день с перерывами на отдых в тени. И все равно я дважды терял сознание. По-моему, я потерял в весе 25 фунтов, в основном за счет обезвоживания. Но теперь с того места, где я сижу, я вижу буквы, на которые у меня ушел день: темные камни на белом фоне кричат «ПОМОГИТЕ» и в каждой букве четыре фута. Следующий самолет меня заметит.

Если будет следующий самолет.

В ноге непрерывная пульсирующая боль. Отек не спал, а над двойным переломом появилась зловещая синюшность, и она словно бы увеличивается. Я крепко перебинтовал ногу рубашкой, и это несколько утишило боль, но все равно она так сильна, что я не столько сплю, сколько впадаю в забытье.