Тоскин - [12]

Как вскочит, как закричит мне в лицо:

— Зависит! Ты виноват! Все говорят. И будут говорить. Ты! Ты!..

— В чём же моя вина?

— Кто ехал за зайцами на санитарном вездеходе? Ты! Ты! Ты! — только это и понял я из выкриков моей жены.

Тоскин нахмурился, помолчал.

— Вообще-то Дарья к этому относилась очень уж щепетильно.

— К чему?

— К использованию моей служебной машины. Она никогда не ездила на ней по своим делам. Сколько раз объяснял ей, доказывал: никакого урона не будет — машины ведь всё равно бегают. Ссылался на женщин, которые по своему усмотрению распоряжаются служебными машинами своих мужей: то объезжают магазины, то отправляются в гости к родичам, то за ягодами.

Она мне поначалу говорила: «Кирикчэн, почему ты так плохо обо мне думаешь?» Потом, как только заикнусь про машину, тут же раздражалась. И детям ездить запрещала. Подумать только, не мог покатать дочку или сына. Боятся: «Нельзя, мама ругать будет». Вот она какая, жена моя — беда моя! Блаженная, не в том веке родилась… Да ведь все люди, которым положена машина, используют её и для своих нужд. Разве не так?!

Оготоев утвердительно кивнул. Да, прав Кирик, прав, сам частенько сталкивался с тем, как использовали государственные машины, будто свои собственные.

Оготоев в прошлом году ездил охотиться на зайцев. До сих пор помнит он, как весь лес на десяти кёс был набит автомашинами разных марок. Многие из них государственные: сверкающие чёрным лаком «Волги», с брезентовой кабиной «газики», УАЗы, даже лимузины, опоясанные красной надписью «Скорая помощь». На болотистых, ухабистых дорогах с бесчисленными корягами, пнями долго ли искалечить машину — он видел разбитыми совсем новенькие машины. Оготоеву неловко было за этих людей, не мог он понять, как у них совести хватает!

— Как только вошёл в свой кабинет в райсовете, — продолжал Тоскин, — звонит первый секретарь райкома.

Ранней весной, после ухода Анастатова на пенсию, приступил к работе новый секретарь — Силянняхов, бывший учитель. Я с ним с самого начала как-то не нашёл общего языка. Некоторые объясняли это тем, что я сам претендовал на должность первого секретаря. А у меня и мысли такой не было. Когда приехал на работу Силянняхов — истинную правду говорю — я очень обрадовался. Думал, работать с молодым человеком будет легко и интересно. Но вышло не так. Он и в гостях-то у меня был всего один раз. И то очень недолго. Заспешил домой, дескать, не успел как следует обосноваться в новой квартире. Затем дважды ответил отказом на моё приглашение: в первый раз сказал, что едет в командировку, а потом сослался на болезнь младшей дочери. Пригласил его на весеннюю охоту на уток — тоже отказался: «Нет, Кирик Григорьевич, плохой я охотник, буду вам, опытным охотникам, помехой, да и дома в это воскресенье много дел». Дома у него действительно немало забот. На его руках две дочки, а жена — в Ленинграде, аспирантуру заканчивает. Он и готовит сам, и стирает. Понимая, что у такого занятого человека и в самом деле нет времени охотиться да по гостям ходить, я его отказам большого значения не придавал.

Вот ещё одно запомнилось, вроде бы и мелочь, но… Однажды, на заседании бюро райкома, при обсуждении спорного вопроса сказал Силянняхову: «Матвей, ты ошибаешься!» Тогда, прервав меня, он заметил: «Матвей Маппырович…» Другие члены бюро, видимо, пропустили мимо ушей эту реплику, но я очень обиделся. После этого даже не пытался сблизиться с ним. «Пусть он сам набивается мне в друзья». Это и было, кажется, моей самой большой ошибкой.

А потом ещё один разговор у нас произошёл. Звонит мне Силянняхов и к себе приглашает.

— По какому вопросу? Сейчас у меня нет времени. Нельзя ли по телефону?

— Необходимо, чтобы вы лично зашли.

Голос Силянняхова был спокойный, доброжелательный. Ну что ж, надо зайти, так зайду. У секретаря райкома и председателя райсовета бывает много вопросов, которые решаются сообща. Просмотрев почту, скопившуюся с пятницы, отправился в райком.

— Сегодня — понедельник, — сказал Силянняхов, когда, поздоровавшись, сели за стол друг против друга. Затем, подождав моего ответа, глядя в перекидной календарь, повторил: — Понедельник…

Его слова удивили меня. Сначала даже показалось, что он шутит. Потом подумал: «А что я должен был делать в понедельник?» Нет, не было намечено никаких мероприятий на понедельник.

— По-моему, этого никто не отрицает, — сказал я, чтобы превратить этот разговор в шутку, и улыбнулся: — Хотя и будешь отрицать, всё равно понедельник в субботу не превратится.

— Понедельник — рабочий день, — сказал секретарь серьёзно, он явно не был расположен к шуткам. — И с утра, с девяти часов.

Тут-то я и понял, что все эти строгие слова адресованы мне. Странно… Никогда раньше не работали строго по часам, от и до. Всяко приходилось. Иногда допоздна заседали. Едешь в совхоз — пробудешь там, не сомкнув глаз, целые сутки. Вообще, районный руководитель всегда проводит на работе намного больше времени, чем вы, горожане. Иногда и в воскресные дни занят. Что же это такое — вызвать и порицать за какие-то три-четыре часа?

— Да, понедельник — рабочий день, — заметил я, не находя других нужных слов.