Торжество жизни - [14]

Эсэсовец охотно подхватил:

— Да, да, приятно поговорить! А ты знаешь что? Приходи завтра — я снова, кажется, буду стоять на часах, — вот и поговорим! Да, может быть… гм… пробирочку спирта прихватишь? А? — Он смущенно кашлянул. — Только чтобы старик не знал!

Степан пообещал.

— Здравствуй, Стефан. Принес? — оживился ефрейтор, когда на следующее утро, часов в пять, Степан снова показался в коридоре.

Вместо ответа Степан протянул колбочку. Карл понюхал, взболтал ее содержимое и, смакуя, выпил. В воздухе запахло спиртом. Возвращая Степану посуду, часовой обеспокоенно спросил:

— А дядя не заметил?

— Нет.

Ефрейтор успокоился. Вынув из кармана краюху хлеба и головку чеснока, он стал закусывать.

Подвыпив, Карл сделался храбрым и разговорчивым. Если трезвым он мог критиковать действия ротного фельдфебеля, то теперь ему уже не нравился какой-то капитан Штумпф. Больше того, ефрейтор считал, что немецкие генералы разучились воевать — линия фронта все сокращается и сокращается.

Он разглагольствовал, довольный тем, что нашел человека, терпеливо слушающего его болтовню, а Степан, поддакивая, осторожно переводил разговор. Давно ли Карл здесь? Сколько человек в охранном батальоне? Где помещаются казармы?

Ефрейтор, не подозревая подвоха и считая, что имеет дело со своим человеком, рассказывал все без утайки. Знал он очень немного, но и то, что рассказал, было ужасно.

Оказалось, что подземный город имеет много этажей, сколько именно. Карл не знал. Сюда его перевели недавно, раньше он был где-то внизу — сторожил пленных. Степан удивился.

— Пленных?

— Ну да, то есть не только пленных, а вообще экспериментальный материал… И женщин и детей — всех.

Степан заставил себя улыбнуться.

— А… понимаю… Ну, ну?

— Вот где действительно ад! Коридор узкий, а по сторонам — камеры. Стальные двери, в дверях окошки, толстые стекла, так нет же, кричат так, что хоть уши затыкай!

— Кто кричит?

— Да эти же… экспериментальные. Да оно и верно… — ефрейтор поскреб подбородок. — Закричишь, если кости ломают… Ты не был там?

— Нет.

— И хорошо. На что уж я тертый калач — на фронте повидал всякого, но там хуже фронта. Наши, кто послабее, не выдерживают. Там без шнапса нельзя, там дают. Пей сколько хочешь, только чтоб на ногах стоял… Ну, выпьешь, конечно, так, что в голове словно дизель работает, и смотришь: растянут на машине какую-нибудь молодую польку, — такую, что ну! — и потом — трах молотом по ноге! Оно, конечно, хирургия: надо же изучать как там кости устроены, но все же стража долго не выдерживает. А я вот сейчас без спирта не могу. Как трезвый, так и слышу: кричат… Или все перед глазами стоит один из заразного отделения — живьем сгнил, мясо клочьями валилось. Заглянешь к нему через стекло, а он на коленях ползает, просит — застрели, мол! Какую-то новую болезнь "Д" испытывают, сказал капитан…

Степан слушал равнодушный рассказ, стиснув кулаки. И профессор Браун ничего об этом не знает!

Он готов был сейчас же наброситься на тупого, полупьяного ефрейтора, выхватить у него автомат, крушить, истреблять.

…А в ушах звенели слова:

Широка страна моя родная…

Вчера на рассвете прервалась его связь с Родиной — ощутимая, поддерживающая связь. Здесь, на вражеской земле, в страшном подземном городе, он, один-одинешенек, должен бороться за мир и счастье людей, за то, чтобы вновь прозвучали с полной силой слова:

Я другой такой страны не знаю,

Где так вольно дышит человек!

Глава VI

СИГНАЛЫ В ЭФИРЕ

— Всем, всем, всем в Советском Союзе! Всем в Красной Армии, всем советским летчикам! Я, Степан Рогов, нахожусь в фашистском подземном городе. Здесь мучают и убивают советских людей. Здесь готовят страшный вирус "Д" для бактериологической войны… Слушайте, слушайте, слушайте! Подземный город расположен где-то в Баварских горах, — где именно, я не знаю… Настраивайтесь на меня, настраивайтесь, настраивайтесь!

Глубокая ночь. Тускло горит ночник. Встревожено покашливает и ворочается на своей постели профессор Браун.

А в углу лаборатории, склонившись над неуклюжим самодельным радиоаппаратом, сидит Степан Рогов и прерывающимся от волнения голосом повторяет одно и то же;

— Слушайте, слушайте, слушайте!

…Степана как громом поразили рассказы Карла о зверствах фашистских "врачей". И он решил: нет, ждать, пока Браун создаст свой препарат — нельзя. Когда это будет? Под силу ли это профессору? Да и хватит ли у него здоровья? Браун слабеет день ото дня. Старик иногда среди ночи как в бреду что-то быстро-быстро говорит, затем опомнится, и долго лежит в своей кровати покашливая. А то — ходит, задумавшись, и губы его беззвучно шевелятся.

Даже если профессор и найдет антивирус, этот препарат в лучшем случае останется никому неизвестным. А если антивирус попадет в руки к Руффке или Валленброту, то фашисты немедленно же смогут широко применить вирус "Д". Они, конечно, попробуют начать бактериологическую войну: ведь советские войска уже приблизились к границам Германии, гитлеровцам некуда деваться…

Обо всем этом нужно было сообщить советским войскам. Выбраться из подземного города не удавалось. Значит, надо искать иной выход.

За много месяцев пребывания в подземном городе Степан при помощи профессора Брауна достаточно хорошо изучил физику и химию. Бесплодно пытаясь переделать приемник, в котором сгорела одна лампа, он пришел к счастливой мысли: если радиосигналы в подземном городе принимаются, значит, их можно и посылать отсюда!