Торжество на час - [44]

— Тебе не следует беспокоиться о том, что ты так же быстро надоешь Его Величеству, как Мэри, — снова попытался он заверить ее. — Ты умеешь обращаться с мужчинами. Не сомневаюсь, что ты найдешь, чем удержать его.

— А я не хочу его удерживать. И меня не прельщает положение королевской любовницы и все блага, которые оно сулит. Я не пойду на такое бесстыдство! — выкрикнула она в сердцах. — Я уже познала, что такое настоящая любовь, и как бы Генрих Тюдор ни искушал меня и вы бы ни заставляли, я не позволю втоптать себя в грязь в угоду вашим амбициям.

— Ты говоришь, как глупая влюбленная девчонка! — вскричал Норфолк, буравя ее своими близко посаженными глазами. — У тебя что, не осталось ни капли разума? Не думаешь о нас, так подумай хоть о своем будущем!

— Говорю вам, что скорее соглашусь стать женой незаметного помещика и жить с ним в угрюмом неуютном доме, не наслаждаясь силой власти и не слыша столь дорогой мне музыки…

Нервное напряжение начинало сказываться. В голосе Анны появились истерические нотки. Она была готова разрыдаться, только бы ее оставили в покое и не сулили те блага, потеряв которые так плакала когда-то ее сестра. Ее отец слишком хорошо знал, как неблагоприятно отразится такое настроение на ее внешности. Когда Норфолк начал было упрекать ее, он сделал ему знак остановиться.

— Я собирался дать ей время свыкнуться с этой мыслью, — пояснил он. — Как только эта детская любовь пройдет, Его Величество сам найдет к ней подход, так что она будет этому только рада. Жаль, что мы сейчас раньше времени затеяли весь этот разговор.

— Почему же? Очень хорошо, что вы мне об этом сказали, — перебила его Анна. — По крайней мере, теперь я буду начеку: что говорить, а чего — нет.

Если бы не это их предупреждение, то она бы давно сказала им, что уже рассталась с девственностью. Но все было бы напрасно. Только бы усугубило положение Перси. Раз уж король оставляет ее для себя, она ни за что теперь не отважится сказать об этом. Никто, кроме ее самой и Гарри, не должен это знать.

Анна попыталась унять дрожь в коленях и встать, чтобы уйти. Над ней как будто нависла тень Генриха Тюдора, а с ним рядом ей виделась еще какая-то неясная фигура, которую она никак не могла распознать.

— Если бы твоя мачеха была здесь! Тебе так нужно сейчас женское участие, — сетовал сэр Томас, разрываемый между жалостью к дочери и раздражением. — Одно могу тебе сказать: если ты не выбросишь из головы этого глупого юнца и не будешь должным образом отвечать на королевские знаки внимания, Его Величество удалит тебя от двора.

Эти слова заставили Анну остановиться. Чтобы ее выгнали со службы королеве без всякой видимой причины! Ее, которая так успешно служила королеве Франции и даже была законодательницей парижских мод. Больнее ударить по ее тщеславию было нельзя.

— Что я такого с-сделала, чтобы так наказывать и позорить меня перед моими друзьями? — спросила она, задыхаясь от негодования.

— Ты нанесла Генриху Тюдору публичное оскорбление, которое не потерпит ни один монарх, — ответил Норфолк.

— Тогда разрешите мне уехать завтра, — попросила Анна, с поклоном покидая комнату. — Поскольку ничего тут меня больше уже не удерживает и не радует.

Отец, не на шутку встревоженный ее бледным видом, проводил дочь до двери.

— Что ты делаешь, Нэн? Ты изведешь себя своим упрямством, — сказал он с сожалением.

В ответ Анна только поспешно вырвалась из его отцовского объятия.

— Я поеду домой, — пробормотала она. — Домой в Хевер.

Глава 16

Джокунда растворила окна, и солнечные лучи легли золотыми полосами на широкие дубовые половицы. Комната наполнилась жизнерадостным пением жаворонков, а издалека доносились звуки охотничьего рога.

— Сегодня чудесный день, Нэн. Ты не хочешь встать? — спросила она.

— Встать? Для чего? — мрачно произнесла Анна, так любившая когда-то залитый солнцем утренний сад и знавшая толк в охоте.

Джокунду пугал вид Анны, лежавшей в постели тихо и неподвижно. Правда, она была больна, так больна, что даже отец не решался допекать ее своими упреками. Вскоре после того, как Анна оставила двор и вернулась домой, она сильно простудилась во время охоты в холодный дождливый день. Всю зиму она мучилась страшным кашлем, который довел ее до полного изнеможения. Но теперь опасность миновала, и Анна должна, считала Джокунда, приложить усилия, чтобы, наконец, подняться.

Но Анна оставалась в постели, терзая себя воспоминаниями о прошлом и бесконечно воскрешая в памяти то утро, когда Гарри Перси покинул ее.

В тот злосчастный день он не был похож на себя: исчезли его жизнерадостность и бьющая через край энергия. Осанка и все движения выражали тот же душевный надлом, что был и у Анны. Сквозь слезы она смотрела тогда на него и не могла поверить: разве вот эти сурово сжатые безжизненные губы целовали ее? Содрогаясь от рыданий, не заботясь, что думают окружающие, Анна долго глядела ему вслед из верхнего окна Вестминстерского замка. «Сейчас, в эту минуту, он навсегда уходит из моей жизни», — думала она, предчувствуя, что душевная пустота, которую она так остро ощущала тогда, останется ее уделом на многие годы.