Торжественное заседание - [2]
ГИТОВИЧ >{1} (выскакивает из-под земли). Козаков…
ТОЛСТОЙ и ЧЕРТ (бросаются на него). Ничего подобного… Не ври. Не преувеличивай… (Выгоняют его.)
ТОЛСТОЙ. Гони его ко всем чертям.
ЧЕРТ (укоризненно). А еще командир запаса.
ТОЛСТОЙ. Слово предоставляется председателю нашего Союза товарищу Тихонову.
Восточная музыка. Звон бубенчиков.
Это почему?
ЧЕРТ. Много путешествовал. Чисто восточный выход.
Медленно выезжает Тихонов на верблюде, которого ведут под уздцы Слонимский и Федин.
ЧЕРТ. Перед вами наши классики в классическом репертуаре.
ТИХОНОВ.
(Плачет, обнимая верблюда).
СЛОНИМСКИЙ.
ФЕДИН.
ТИХОНОВ.
Федин, Слонимский и Тихонов медленно удаляются.
ЧЕРТ. Ну, что?
ТОЛСТОЙ. Безумно — величественно.
ЧЕРТ. А как же! Ведущие! У нас они только для самых главных грешников употребляются. Возьмешь какого-нибудь нераскаянного… дашь ему тома три…
ТОЛСТОЙ. Ладно… Давай следующих… Есть хочется…
ГИТОВИЧ (выскакивает из-под земли). Козаков…
Толстой и Черт бросаются на него с криками: «Не ври, ничего подобною, он не такой». Прогоняют его.
ЧЕРТ. А еще командир запаса.
ТОЛСТОЙ. Ну, что же… Маршаку и Чуковскому, что ли, слово дать? Я, откровенно говоря, детскую литературу не…
Маршак и Чуковский выходят с корзиной, полной детей. Жонглируя ими, разговаривают.
МАРШАК. Алексей Николаевич. Это хамство. Вы не знаете детской литературы. У нас сейчас делаются изумительные вещи.
ЧУКОВСКИЙ. Да, прекрасные. Дети их так любят. Как учебники или как рыбий жир.
МАРШАК. Корней Иванович, я нездоров, и у меня нет времени. Я бы доказал вам, что я прав.
ЧУКОВСКИЙ. Никто вас так не любит, как я. Я иногда ночи не сплю, думаю, что же это он делает.
МАРШАК. А я две ночи не спал.
ЧУКОВСКИЙ. А я три.
МАРШАК. А я четыре.
ЧУКОВСКИЙ. Дети, любите ли вы Маршака?
ДЕТИ. Любим!
ЧУКОВСКИЙ. Вы ведь не знаете Чуковского?
ДЕТИ. Знаем.
ЧУКОВСКИЙ. Кого вы больше любите-меня или Маршака?
ДЕТИ. Нат Пинкертона.
Маршак и Чуковский с трепетом исчезают.
ТОЛСТОЙ. Слушай, проклятый бес. Слово предоставляется всему Союзу. Зови всех по очереди. Давай хором петь. Я повеселел.
ЧЕРТ. Пожалуйста. Слово предоставляется Корнилову.
Тихая музыка. Из-под земли подымается Корнилов. Мелодекламирует под нежные мелодии.
КОРНИЛОВ. Ах, как хорошо, что меня позвали сюда. Там пи столах стоит водка. А она такая вредная, нехорошая. Ах, как я ее ненавижу. Здесь можно не пить. Ай, ай, ай. Как приятно.
ЧЕРТ. Слово предоставляется Прокофьеву.
ПРОКОФЬЕВ. Боря. (Целуются.)
КОРНИЛОВ. Саша. (Целуются.)
ПРОКОФЬЕВ. Как приятно мне видеть лучшего нашего пойти.
КОРНИЛОВ. Нет, нет, нет. Лучший наш поэт — это ты.
ГИТОВИЧ (выскакивает). Козаков…
Все бросаются на него. Гитович убегает.
(На бегу.) Дайте сказать. Козаков-лучший наш писатель…
Н.ЧУКОВСКИЙ. БЕРЗИН. >{2} ТОЛСТОЙ (выгоняют его. Все хором.). А еще командир запаса.
ЧЕРТ. Держи писателей!..
ТОЛСТОЙ. А что случилось? Водку, что ли, несут?
ЧЕРТ. Нет, критик идет.
ТОЛСТОЙ. Держи меня за руки.
Входит Камегулов. Писатели…
КАМЕГУЛОВ. Не трогайте нас. Пожалейте нас. Критики тоже люди.
ТОЛСТОЙ (бросается на него). Совершенно обидные заявления.
ЧЕРТ. Товарищи, успокойтесь.
КАМЕГУЛОВ. Я…
БЕРЗИН. Вы слышите, как он меня травит.
КАМЕГУЛОВ. Он…
Н.ЧУКОВСКИЙ. Простите, вы слышите, как он меня заушает?
КАМЕГУЛОВ. Но…
КОРНИЛОВ. Вы слышите, как он мне заезжает?
Камегулов плачет.
ЧЕРТ. Эх вы, расстроили человека. Сейчас я его утешу. Формалист идет.
КАМЕГУЛОВ. Где? Где?
Входит Тынянов.
(Плачет.) Он теперь романы пишет. (Падает ему в ноги.) Будь отцом родным. Напиши что-нибудь этакое. Дай душу отвести. Сделай вылазку.
ТЫНЯНОВ (ехидно). Накося выкуси.
ЧЕРТ. Ольга Дмитриевна Форш.
ФОРШ. Ну, что же, хором споем. Этак стройно. Алешка-то, Алешка Толстой за дирижера. Ха-а. А Тынянов-то. Тынянов сердитый какой. Ха-а. А Мишка-то, Мишка все из Бориса Годунова…
ТОЛСТОЙ. Ольга Дмитриевна, начинаем.
ЧЕРТ. Начинай, Алексей Николаевич.
ТОЛСТОЙ. Слово предоставляется всему Союзу.
Выходят все писатели, которые имеются в наличности. Толстой берет гитару. Общий хор на мотив «Луизианы», под аккомпанемент джаза:
В публике поют «Луизиану». На сцене — парад писателей. Черт сидит на трапеции. Толстой на переднем плане. Пляшут Берзин, Коля Чуковский, Маршак, Козаков, Чуковский, Слонимский, Федин, Форш, Корнилов, Прокофьев, Тынянов, Гитович. Занавес опускается.
