Торговый дом Гердлстон; Маракотова бездна; Открытие Рафлза Хоу; Ужас расщелины Голубого Джона - [66]

— А что же мы должны делать пока? — тревожно спросил младший компаньон.

— А пока ни вы, ни ваши родные не должны писать ей, разговаривать с ней или еще каким-либо образом вступать с ней в общение. Если я узнаю, что вы или они не посчитались с этой моей просьбой, я буду вынужден, выполняя последнюю волю мистера Харстона, отослать ее в какой-нибудь закрытый пансион за границу, где вы не сможете ее отыскать. И тут мое решение останется неизменным. Это дело не личной склонности, но совести.

— И надолго мы будем разлучены? — воскликнул Том.

— Это зависит от вас самих. Если вы покажете себя человеком чести, я, возможно, соглашусь признать вашу помолвку. Тем временем вы должны дать мне слово, что пока забудете о ней и не сделаете попытки увидеться с мисс Харстон или написать ей, а также не позволите этого и своим родителям. Это условие, быть может, кажется вам суровым, но я придаю ему величайшее значение. Если же вы не найдете в себе силы дать такое обещание, мой долг вынудит меня отослать мою подопечную туда, где вы не сможете ее отыскать, что будет очень тяжело для нее и неприятно мне.

— Но ведь я должен сообщить ей об этом договоре! Я должен рассказать ей, что вы обещаете нам надежду, если мы на некоторое время расстанемся.

— Не разрешить вам этого было бы жестоко, — ответил Гердлстон. — Вы можете послать ей одно письмо. Но помните, что ответа не будет.

— Благодарю вас, сэр, благодарю вас! — пылко воскликнул Том. — Теперь у меня есть ради чего жить! Эта разлука только усилит нашу любовь. Ведь время перед ней бессильно.

— О, разумеется, — сказал с улыбкой Джон Гердлстон. — Но помните: прогулки по площади должны прекратиться. Если вы хотите получить мое согласие, разлука должна быть полной.

— Это — трудное условие, невыносимо трудное… Но я обещаю свято его соблюдать. Я готов согласиться на что угодно, лишь бы приблизить день, когда мы сможем больше не разлучаться.

— Следовательно, мы обо всем договорились. А теперь я был бы очень обязан, если бы вы отправились в порт, и приглядели за погрузкой разборных железных домиков для Нового Калабара.

— Хорошо, сэр. И еще раз благодарю вас за вашу доброту, — сказал Том и, попрощавшись, ушел.

Он не знал, радоваться или горевать, но в конце концов пришел к выводу, что ему следует быть довольным результатами этой беседы. Ведь в худшем случае им придется подождать год. Однако теперь можно было надеяться, что опекун даст свое согласие раньше. Правда, он обещал не видеться с Кэт и не писать ей, но тем счастливее будет их встреча, решил он.

Все утро он был занят в порту, следя за тем, как большие листы железа грузились в поместительный трюм «Девы Афин». Когда же настал час обеда, Том даже и не подумал о еде, а, устроившись в задней комнате маленького блэкуоллского трактира, приказал принести перо, чернила и бумагу и принялся писать письмо своей возлюбленной. Никогда еще не удавалось уложить на четырех небольших листках столько любви, утешений, советов и надежды, а затем уместить их все в тесных пределах конверта. Кончив, Том перечел свое послание и почувствовал, что оно нисколько не передает его мысли. Но когда влюбленному удавалось запечатлеть на бумаге свои мысли так, чтобы это его удовлетворило? Опустив в ящик письмо, в котором он подробно объяснил, какие условия были ему поставлены, Том ощутил значительное облегчение и с новой энергией принялся наблюдать за погрузкой листового железа. Однако он вряд ли чувствовал бы себя таким довольным, если бы видел, как Джон Гердлстон взял его письмо из рук лакея, а потом в уединении своей спальни прочел его с сардонической улыбкой на губах. Еще меньше удовольствия он получил бы при виде того, как коммерсант разорвал письмо на мелкие клочки и сжег их в своем большом камине. На следующее утро Кэт тщетно глядела из заветного окна, но внизу так и не появилась знакомая высокая фигура, дружеская рука не послала ей утреннего приветствия, и на ее сердце легла свинцовая тяжесть.

Глава XXV Перемена фронта

Все вышеописанное произошло за две недели до возвращения Эзры из Африки и было подробно рассказано ему отцом.

— Но пусть это тебя не тревожит, — закончил старший Гердлстон, — я не допущу, чтобы они виделись, а, не видя его и видя тебя — особенно, если ей будет неизвестно, почему он исчез, она в конце концов оскорбится и предпочтет тебя.

— Не понимаю, как вы позволили, чтобы дело зашло так далеко, — угрюмо ответил сын. — Да как смеет этот щенок браконьерствовать в наших охотничьих угодьях? Девушка принадлежит нам. Ее отдали под вашу опеку, чтобы вы хорошенько за ней присматривали, но вы и тут умудрились все испортить.

— Ничего, мой мальчик, — ответил коммерсант, — я обещаю, что они больше не увидятся, если ты, со своей стороны, сделаешь все, что в твоих силах.

— Я сказал, что сделаю, и свое слово сдержу, — ответил Эзра, а дальнейшие события показали, что он говорил серьезно.

Перед отъездом Эзры в Африку отношения между ним и подопечной его отца были не слишком дружескими, однако Кэт была так чиста душой и так легко забывала зло, что не умела таить вражды и радостно приветствовала Эзру, вернувшегося из дальних краев. Через несколько дней она вдруг заметила, что он удивительно переменился, и, как ей показалось, к лучшему. Прежде он неделями не заговаривал с ней, а теперь всячески стремился быть ей приятным. Иногда Эзра целые вечера рассказывал ей о том, что видел в Африке, и эти его рассказы о людях и событиях были ей по-настоящему интересны. Бедняжка чрезвычайно обрадовалась такому его перерождению и делала все, что было в ее силах, чтобы помочь ему и показать, как она ценит эти новые его качества. И в то же время она нередко терялась в догадках, так как порой какая-нибудь грубая выходка или злобная вспышка показывали ей, что истинная натура Эзры осталась прежней и он насилует себя, стараясь быть любезным.