Торговец книгами - [2]

Как Она уговорила меня на это, я не знаю. Скорее всего, я подсознательно был готов к этому всегда. Именно поэтому в один из вечеров мы с Ней стояли в подвале моего загородного дома, а перед нами висела моя подруга, распятая на стене. Я боялся взглянуть в глаза женщине, доверие которой я обманул столь ужасающим образом. Моя подруга все еще надеялась на то, что это закончится. Хотя, как она могла на что-то надеяться после того, как в ее ладони и ступни были вбиты гвозди, я не представляю. Но ее взгляд пытался найти мои глаза, и в нем было непонимание и слепая вера в меня.

Я смотрел в пол, а Она — смеялась. Радостно и свободно. И, продолжая смеяться, Она разрезала кожу моей подруги, вскрывая ее так, как мы вскрывали кошек. Она уверяла, что по внутренностям близкого мне человека, я наконец-то смогу прочесть ту Судьбу, ради которой вообще появился в этой жизни. Самое сложное заключалось в том, чтобы моя подруга не умерла до того, как ритуал будет окончен. Но Ей было мало того, что в жертве оставалась жизнь. Она желала оставить еще и сознание. И это удалось. До самого конца моя подруга осознавала все, что происходит.

Измученные болью и страхом глаза следили за мной, когда я наклонялся, пытаясь увидеть что-то в переплетении кишок, когда рассматривал печень, являющуюся средоточием жизненной силы. Но по-прежнему, я не видел ничего, кроме грязи и крови. Только запах мочи и экскрементов был гораздо сильнее, чем когда мы убивали кошек. Я попросил Ее закончить, говоря о том, что все равно не увидел свою Судьбу. Она рассмеялась, сказав: «Зато я увидела ее». Она, хохоча, показывала мне слой жира под кожей моей подруги, и уверяла, что это и есть знак моей Судьбы. Я ответил, что не понимаю таких знаков, а ни в одной из прочитанных книг не было толкования подобного рода. Тогда Она, не переставая усмехаться, взяла необструганную палку и начала медленно наматывать на нее кишки моей подруги. Медленно, очень медленно. Мне было противно, я боролся с тошнотой, но не мог отвести глаз от плавно поворачивающегося куска дерева. Моя подруга уже не могла кричать, голос был безнадежно сорван предыдущими безумными воплями.

Только без единого звука раскрывался перекошенный рот и капельки крови стекали с искусанных губ. А Она все тянула и тянула кишки на палку. Я попытался вспомнить, какова же длина человеческих кишок, и не смог. Только билась мысль о том, что они — очень длинные.

Действительно, длинные, потому что Она очень долго поворачивала палку, виток за витком укладывая красную ленту. Я даже впал в какой-то транс, наблюдая за спиралью, скручивающейся на дереве. Но это не могло продолжаться бесконечно. В какой-то момент изо рта моей подруги потекла кровь, ее тело дернулось несколько раз, по-прежнему не в силах оторваться от стены, и обмякло. Грязное ругательство, выплюнутое Ею в мертвое лицо, сопровождало агонию. Она рванула палку вверх, таща на ней примотанные внутренности, и с размаху всадила ее в белый закатившийся глаз моей подруги. От запаха, вида крови и слизи, меня, наконец-то вырвало. Она только взглянула на меня с презрением и опять взялась за нож…

И вот теперь мы сидим в моей квартире, я и Она, а между нами на блюде бьется мертвое сердце моей подруги. Когда оно в первый раз шевельнулось на толстом безвкусном фарфоре, я спросил у Нее:

— Ты что-нибудь слышишь?

— «А что это за шаги такие на лестнице? — А это нас арестовывать идут» — издевательски передразнила Она известную цитату.

Конечно, это были не шаги. Какие же могут быть шаги на лестнице, если моя квартира — на одиннадцатом этаже. В любом случае тем, кто придет, хватит ума воспользоваться лифтом. Теперь я знаю, какая Судьба меня ожидала, и почему я ни разу не смог ее увидеть. И мы ждем, я и Она, когда же эта Судьба придет за мной. А сердце бьется все сильнее и сильнее. Честное слово, если никто не придет в ближайший час, я больше не выдержу. Я сам подойду к телефону, наберу номер, и выйду навстречу своей Судьбе. Жаль только, что я так никогда и не напишу книгу, о которой так мечтал в детстве…